Выбрать главу

Схлестнулись оболочка с сутью; в дикой, страшной битве масок и лиц — маски победят, магия масок так велика и ничтожна!

Эльфы — орки, они такие же, как эльфы, но — настоящие, эти же — нелепые мутанты, табун, стадо!

Жестокая эльфийская месть за свое, Мелкором проклятое, нутро… Я помню, как сдирал он с них маски; — и ужасались прочие Великие, узрев плоды побед своих… Ностальгия по мраку, забвению? Ведь — нет, я так не сумею; иначе, немного иначе… все одно: поглотит Бездна.

Однако же, словно боюсь онодримов, что я теперь знаю о них, что посмеют они?..

Он торопился вернуться, ибо блуждая тихо тайными тропами Фангорна, слышал невнятный гул — различал слова: Изенгард…кровопийца…убить…

Усмехался, хотя и не до смеха: вот она, война, подкатила, проклятая, подобралась, вцепилась своими ледяными когтями в сердце, в разум — и не отпустит уже. Да-да, вероятно, я тоже ненавижу этот Изенгард, но что я теперь могу поделать — не я придумал эту грязную войну, я лишь долго, слишком долго, пытался ее не замечать, она не прощает такое бесчувствие… Быстрее, быстрее — собрать может самых умных из них, обьяснить им многое, хотя и не время сейчас…

Дрожал в приступе дикого смеха.

Повелитель грязного стада. Доигрался. Дурак.

Как там мой Грима?..

* * *

(2–3 марта 3019 г.)

Светлейший!..

Они не придут, светлейший, не придут!

Откуда вам знать!..

Наши братья гибнут там, на юге, а мы тут торчим… мы тут как дерьмо в проруби!

Да идите же… идите…

Ты приказываешь нам?!

Да? — Саруман резко поднялся с высокого мраморного, убранного пушистыми тяжелыми шкурами, трона, — отражения радужного мага замелькали в шестнадцати зеркалах — множество отражений, безликих, зыбких — под легким зеленовато-розовым потолком, — сверкнула белесая молния, и воздух на миг будто бы стал каменным… Орки в ужасе попятились к раскрытым дверям.

Внезапно Саруман рассмеялся.

Унять страх? Сейчас, сейчас, мигом…

А внизу послышались чьи-то взволнованные голоса, крики, ругань; вероятно, вернулись живые… от Теодена.

Саруман выглянул в окно.

Серебристая искра-слеза пробежала по мрачному небу, ночному, горелому. Видел: туман над Фангорном… Океан леса, древняя сила, переродившийся брат… Спасусь и теперь; третий путь, Кольцо… Фангорн? что мне… Да вот они…

Все — вон!

Это не от Теодена, с ним теперь чистая смерть, белая! это лес идет стереть Изенгард с лица земли!

Да куда хотите же! сдавайтесь людям, эльфам, или перебейте их всех, если не хотите сдохнуть… со мной… в этой помойной яме!..

Это приказ?

Глупцы! всех убьют!! а я… Дыхание перехватило…

Трус.

Не я ведь вам должен….

Я же вас ненавижу!! — с невероятрной злобой выкрикнул наконец Саруман.

Скоро здесь будет Фангорн… Но почему же они так молчат, эти мерзкие несчастные создания, неужели они хотят, как это — расправиться со мной… Да ведь это какое-то наваждение, бред… А я не имею никакого права, тем более — теперь, тем более — власти…

Все пути — в бездну.

Уходите, глупые…

Ничтожные…

Высокий одноглазый орк медленно подошел к пустому трону и, брезгливо сплюнув, прохрипел:

Трус, кудесник сраный, — и добавил, уже чуть громче:

Я — в Мордор, кто со мной?..

Вон!

Все — вон!

Жалкий старик… но, уходя, они боялись смотреть ему в лицо.

Они — как и все — и всегда — уходили умереть.

Тронная зала опустела. Саруман закрыл руками лицо и отвернулся от окна. Внизу мелькали яркие огни. Кричали.

Стойте!

Бросился догонять.

Остановитесь, или — нет! идите дальше, на восток — за болота, а там…

С чудовищным лязгом и грохотом распахнулись тяжелые ворота Изенгарда. Уходили орки.

Что ж они… умирать… Шли не оборачиваясь; блики багровые играли на камнях и на лицах, кровавые сполохи света роились, взрывались — гром огня и железа… и крови…

Смотрел им вслед.

Холодно!

Опять один.

Где Грима?

И вдалеке раздавался неясный, величественный гул. Онодримы… пришли, родные…

Бежать, запереться в Ортханке и ждать, ждать — скоро вернется Грима, скоро уже.

Отражения в зеркалах завизжат, перерождаясь, умирая снова, и снова жизнь их — смерть…

Отражения станут им жизнью, сковав все их зло в неизьяснимость двух радуг; и горе твое — станет им богом; из черной жемчужины выточенный жезл сжала рука, нежная, странная кожа с легким голубоватым оттенком, длинные узкие пальцы, острые ногти, закрывая глаза, музыка-боль, бегство от боли — в бесчувственный страх: будет — мир, погребенный в Кольце!..