Но стоило мне вообразить, что она замаскированный гуру, способный чувствовать мое настроение и наделяющий меня мудростью веков, как Комета напоминала, что она в первую очередь и прежде всего собака. А большинство собак обожают детей. И когда Комета познакомилась с рыжеволосой соседской девчушкой Эмили, у них возникла любовь с первого взгляда. Установилась особенная связь – они тыкались друг в друга и говорили на собственном собачье-детском языке, а я в это время плелся с другого конца поводка. Не прошло и нескольких дней, как мы заключили сделку: три раза в неделю Эмили будет выгуливать Комету, мне же оставалось лишь платить ей жалованье.
Перед первым выходом я попытался рассказать восхищенной десятилетней девочке об уникальных свойствах беговой собаки.
– Борзых воспитывают так, чтобы они преследовали все, что от них убегает, особенно животных.
– Понятно.
– Если где-то в квартале отсюда она заметит движение, то сорвется с места как ракета, поэтому поводок надо держать очень крепко.
– Ясно.
– В отличие от других собак борзая не умеет искать дорогу домой и может потеряться.
– Ну, мы пойдем?
Усмехнувшись, я кивнул. Девочка выхватила у меня поводок и направилась к двери.
– Мы скоро вернемся.
Ее слова растаяли в возникшем вихре: Эмили еще не успела пристегнуть поводок, как собака выскочила в открытую дверь. Девочка охнула. Комета исчезла. Я в волнении ковылял по переулку, выкрикивая ее имя. К моим отчаянным поискам присоединились соседи. Из-за заборов позади участков раздавались крики: «Вот она! Бежит туда!» Но что значит «туда», если скорость собаки сорок пять миль в час – мелькнула, и нет!
Через час я вернулся домой. Нервничая, взял с кухонного стола ключи и направился в гараж. Продолжу поиски на машине. Ночь предстояла долгой.
Я уже собирался покинуть дом, но тут мое внимание привлекли черные уши, торчащие над треугольной продолговатой головой. Комета стояла на улице и смотрела сквозь раздвижную экранную дверь. У нее было такое удивленное выражение, словно она спрашивала: «Куда это ты запропастился?»
Ночью я сидел в полудреме в своем кресле. Все кости ломило, но я радовался, что нахожусь дома и не надо колесить по Седоне. Комета лежала передо мной; ее ребра ритмично поднимались и опускались, словно меха, поддерживающие в груди огонек удовольствия. События дня изрядно потрясли и Эмили, и меня, а собака была в полном порядке.
Через две недели после того, как я привел Комету к себе, вечером, как только солнце скрылось за ближайшим склоном, зазвонил телефон. Это была Фредди.
– Что это за звук? – поинтересовалась она.
– Какой звук? – Я притворился, будто не понял, нервно покосившись на раздвижные стеклянные двери кухни.
– Шум. Вроде как собака лает.
– Ах это… Соседский пес. Погода превосходная, вот я и открыл дверь.
– А что с твоим голосом?
Я заметил, что срываюсь на визгливые нотки, и постарался говорить спокойно.
– Наверное, аллергия на раннюю весеннюю пыльцу. – Я схватил палки и поспешил через комнату задернуть шторой отражение Кометы, постепенно материализующееся с наступлением темноты. – Рассказывай, как поживаете с дочурками. Выкладывай все.
– Гав, гав, гав! – предостерегающе пролаяла Комета, что было вовсе ей не свойственно.
– Где ты? – удивилась жена. – Такое впечатление, что собака находится в доме.
В голосе Фредди я уловил недоверие.
– Соседский пес стоит прямо у моей двери, – пробормотал я.
– Это какого соседа?
На ум ничего не приходило. Я узнал имена соседей неделю назад, но теперь не мог вспомнить ни одного.
– Стив! – Жена предпочитала называть меня Вулфом. Имя Стив она не любила. – Стив, ты меня слушаешь?
Выступающий в судах адвокат должен быть хорошим выдумщиком. Хотя я понимал, что в семейных делах подобное умение не приветствуется, все же напрягал фантазию, стараясь придумать правдоподобную версию. Но ничего не получалось.
– Слушаю, – наконец отозвался я. – Это моя собака.
– Что?
– Я завел собаку. Взял из приюта борзых.
– Борзая? Это же беговая собака.
Я почувствовал, как о мою ногу тихонько потерлась голова.
– Как давно она у тебя и когда ты собирался сообщить мне об этом?
Я начал с Мэгги и Ланса, рассказал о приюте во Флагстаффе и закончил стеклянными дверями.
– Комета считает, что ее отражение нечто вроде привидения. А так она почти никогда не лает, – с надеждой произнес я, слыша, как тяжело, стараясь успокоиться, дышит жена.