Значение предложения не только исповедовать веру сообразно Никео–Цареградскому символу, но и не делать изменений в тексте последнего, будет вполне понятно, если примем во внимание, что в латинской Церкви, по примеру, поданному Церковью Испанской, начали делать в символе известное прибавление, касательно учения об исхождении Св. Духа и от Сына Божия (filioque). Прибавление это было принято в IX веке, когда происходил собор, почти всеми западными отдельными Церквами. Папские легаты не выразили противодействия против запрещения прибавлять что–либо к символу; из этого видно, что в это время в Римской Церкви читался символ еще без искажений (без filioque).[336]
После того как принято было предложение — не изменять символа, Фотий сказал: «Угодно ли будет собору, чтобы император скрепил деяния собора своей подписью, на что он, император, изъявил свое согласие?» Присутствующие митрополиты воскликнули: «Не только согласны, но мы просим его величество сделать так». Император подписал. Но члены собора стали просить императора, чтобы и сыновья его тоже подписались под актами; император Василий соизволил это, и потому вслед за ним подписались трое его сыновей — Лев и Александр, уже провозглашенные императорами при жизни Василия, и порфирородный Стефан, крестник Фотия, посвященный им в церковную должность иподиакона и синкелла.[337] Император, подписывая акты, начертал следующие слова, которые и были прочитаны вслух: «Во имя Отца, Сына и Св. Духа. Я, Василий, верный во Христе император Римский и самодержец, соглашаюсь с сим святым и Вселенским собором во всем, как относительно утверждения седьмого Вселенского собора, так и относительно признания и утверждения (патриархом. — А. Л.) святейшего Фотия, нашего духовного отца, а равно и касательно осуждения всего того, что против него писано или высказано. Это заявление я собственноручно подписал». Митрополит Анкирский Даниил воскликнул: «Бог, храни вашу благочестивую державу! Даруй вашей святости долгие дни!» Прочие митрополиты возглашали: «Как ты, государь, Церковь Божию объединил и все раздоры отъял от нее, так да поможет и тебе Господь покорить твоей мощной деснице все варварские народы, да подаст Он тебе силу восстановить древние границы Римской империи. К тебе, государь, можно приложить слова Давида (Пс. 44, 9): «Ты возлюбил правду и возненавидел беззаконие; посему помазал тебя, Боже, Бог твой елеем радости более соучастников твоих»». Ибо весь христианский народ радуется о твоих трофеях и твоих победах над врагами, а Церковь, которая ныне восприяла прежнюю красоту, восхваляет и прославляет тебя. Многая лета государю».[338]
Обращаемся к последнему заседанию собора. Оно, как замечено было выше, не представляет ничего нового по своей деятельности. На нем лишь публично и торжественно прочитано было то, что сделано на предыдущем заседании. Собрание это происходило 13 марта 880 года в Софийском храме, в отделении, именуемом «катехумении». Председательствовал Фотий. На собрании присутствовали папские легаты, апокрисиарии восточных патриархов, 18 митрополитов, и хотя акты не показывают определенно числа епископов, бывших на этом заседании, но есть основание полагать, что их было значительное число. Заседание открывет Фотий краткой речью, в которой говорилось: «Должно прочитать, что совершено на прежнем заседании, ради тех епископов, которые не присутствовали там; пусть и они разделят нашу радость». После этого было прочитано определение касательно важности и неприкосновенности Никео–Константинопольского символа. По прочтении определения члены собора говорили: «Так мы веруем, так мы мыслим, так мыслящих почитаем учителями и отцами, а кто иначе мыслит, тех объявляем врагами Божиими». Затем прочитана была та подробная подпись, какую сделал император под актами. По этому случаю Прокопий Кесарийский сказал: «Благослови его, Боже, даруй ему долгоденствие и победы, ущедри его видимыми и невидимыми благами, молитвами Пресвятыя Богородицы, верховных апостолов Петра и Павла и вселенского патриарха Фотия». Затем началось прославление и восхваление этого патриарха ораторами собора. Начало в этом положили папские легаты. Они благодарили Бога за то, что слава Фотия распространена не только в их отечестве (Италии), но стала известна и во всем мире; не только между народами, говорящими греческим языком, но и между самыми варварскими и грубыми народностями сделалось известно, что нет человека, равного Фотию по мудрости, доброте, смирению. Прокопий Кесарийский, со своей стороны, сказал, возвеличивая Фотия: «Таков и должен быть тот (Фотий. — А. Л.), кому, по образу Первосвященника Христа, поручено смотрение над всем миром. Это именно предусматривая, св. Павел говорил: «Итак, имеем Первосвященника, прошедшего небеса» (Евр. 4, 14); осмелюсь даже, — заявляет оратор, — сказать еще больше: Св. Писание людей, живущих по благодати, называет «богами» (Пс. 81, 6)». Папские легаты, как бы подтверждая это, сказали, что они сами хотя живут на конце земли, на крайних пределах ее, но уже слышали об этом. Тогда Прокопий, продолжая свою речь, говорил: «От полноты его мы все восприяли (Иоан. 1, 16), подобно тому, как славные апостолы от нашего Господа Иисуса Христа». Папские легаты воскликнули: «Кто не хочет иметь общения с Фотием, жребий того вместе с Иудою!» Все на это восклицание отвечали тоже восклицанием: «Так мы мыслим, это возвещаем. Кто не почитает Фотия Божиим архиереем, тот да не узрит славы Божией!» Возглашено было многолетие императору Василию.[339]