До сих пор план Сийеса был принят вполне, за исключением некоторых ограничений власти Сената. Но план этот подвергся значительным изменениям при организации исполнительной власти. В этом пункте генерал Бонапарт оказался непреклонным. Сийесу было уже известно, что эта часть его плана будет отвергнута, однако его попросили изложить ее. И он в присутствии соединенных комиссий еще раз предложил учреждение великого электора.
Бонапарт подверг предложение едкой критике. Он наговорил много колкого и умного по поводу пышной праздности великого электора, и сарказм его был извинителен. Весьма естественно, что, имея в виду преобразование расстроенного общества, усмирение кровавых бунтов, победы над врагами, он желал сохранить возможность использовать весь свой гений. Но если в эти первые дни Консульства, когда еще столь многое надлежало совершить, он был прав, не дозволив сковать свои дарования, то впоследствии благородный изгнанник Святой Елены, верно, сожалел о том, что ему была дана свобода употреблять их без меры.
Ограниченный в своих возможностях, он, конечно, не совершил бы таких великих дел, зато и не предпринял бы дел непомерных и, вероятно, умер бы со скипетром и шпагой в победоносных руках.
«Ваш великий электор, — сказал он Сийесу, — настоящий король-тунеядец, а время королей-тунеядцев миновало. Какой человек с умом и душой захочет принять на себя такую праздность за шесть миллионов и за квартиру
в Тюильрийском дворце? Как! Назначать людей, которые бы действовали, и не действовать самому?! Это невозможно! К тому же вы думаете, что этим способом заставите своего великого электора не вмешиваться в дела правления? Если б я был великим электором, я стал бы делать именно все то, чего вы не хотите, чтобы я делал. Я сказал бы консулам мира и войны: «Если вы не выберете такого-то или не примете такой-то меры, я вас отрешу». Я бы их принудил исполнить мою волю и с помощью этой уловки сделался полным властелином».
Здесь Бонапарт с обычной своей проницательностью открыл истину и понял, что бездействие великого электора не было совершенным ничтожеством, потому что в известные минуты этот верховный сановник мог сделаться полноправным хозяином на арене, где партии оспаривали друг у друга власть, мог отнять ее у одних и вручить другим. Но это высокое бдение английских королей над правительством не могло удовлетворить пылкого Бонапарта; и нам нужно простить его за то: в ту минуту ни место, ни время не допускали конституционной королевской власти.
Он одержал верх. Вот как окончательно была устроена организация исполнительной власти.
Избирали Первого консула с двумя помощниками, которые были придуманы, собственно, для того, чтобы хоть несколько скрыть всемогущество первого.
Этот Первый консул имел прямое и исключительное право назначать членов общего управления, членов департаментских и муниципальных советов, администраторов, названных впоследствии префектами, супрефектами, муниципальными агентами и проч.
Он назначал сухопутных и морских офицеров, советников заграничных министерств, гражданских и уголовных судей, но не мировых судей и не членов кассационного трибунала. Он не мог отрешать от должности раз назначенных судей; таким образом, залогом независимости стал, вместо выборов, бессрочный статус.
Кроме назначения чиновников по ведомствам административному, военному и судебному, Первый консул имел в руках всё управление республикой, все военные Дела и дипломатию: он подписывал договоры, представляя их предварительно на рассмотрение и одобрение Законодательного корпуса, по той же форме, что и законы.
Ему помогали два других консула, которые имели только совещательные голоса, но могли заносить свое мнение в протокол, нарочно для этого заведенный.
Очевидно, что эти два консула были придуманы для прикрытия огромной власти, которой облекали Бонапарта, власти, данной ему надолго и которая могла даже сделаться постоянной, потому что консулов избрали на десять лет и могли вновь избирать неопределенное количество раз.
Однако осталось и кое-что из поглощения, придуманного Сийесом. Первый консул, слагая с себя должность вследствие отставки или по другому случаю, делался сенатором, то есть отрекался на будущее время от всех общественных должностей. Двум остальным консулам, которые не пользовались полновластием, предоставлялась возможность принять или не принимать это богатое ничтожество; они делались сенаторами только тогда, когда сами того желали. Первому консулу было назначено содержание в пятьсот тысяч франков, двум остальным — по сто пятьдесят тысяч на каждого. Все трое должны были жить в Тюильри, под охраной гвардии.