Двадцать или тридцать голосов, составлявших основу Трибуната, были против этих законов, но остальные три четверти высказались в их пользу. Законодательный корпус принял их почти единогласно.
Первый консул, не желая оставить их мертвой буквой в законодательном протоколе, тотчас же назначил префектов, супрефектов и мэров. Он мог наделать множество ошибок, как это обыкновенно бывает, когда вдруг и наскоро выбирают большое количество чиновников. Но просвещенное и бдительное правительство быстро поправляет ошибки своего первого выбора; довольно, если общий дух его будет хорош.
Впрочем, эти назначения были превосходны: они отличались одновременно твердостью, беспристрастностью и желанием согласия. Первый консул отыскивал во всех партиях людей способных и честных; он обходил только людей жестоких, но и их иногда принимал, если время и опытность привели их к умеренности, которая в то время составляла главный характер политики Бонапарта. На должности префектов, должности важные, со значительным содержанием10, он выбрал людей, которые с честью участвовали в больших политических собраниях; это ясно обнаруживало цель его выбора, потому что люди хотя сами по себе не составляют сущности и основы любого дела, но в глазах народа всегда служат представителями и того и другого.
Для парижской префектуры Первый консул избрал Фрошо и дал ему в сотоварищи, по полицейской части, Дюбуа, чиновника, ревностное усердие которого было необходимо, чтобы очистить столицу от злодеев, сохранивших партийный дух.
В том же духе были сделаны и назначения по ведомству судебному. Почетные имена из прежних присутственных мест были по возможности примешаны к именам людей новых, известных своей честностью. Первый консул старался назначать чиновников с блестящими именами, потому что любил блеск во всем, и к тому же настала минута, когда можно было безопасно заимствовать славу у прошедшего.
В этом совершенно расстроенном обществе надо было за все браться в одно время. Эмиграция, столь виновная и вместе с тем столь несчастливая, предмет истинного участия и отвращения, потому что в рядах ее находились и люди несправедливо преследуемые, и вероломные граждане, восставшие против своего отечества, — эмиграция заслуживала особенного внимания правительства.
По последнему законодательству, достаточно было приказа Директории или решения департаментских управлений, чтобы внести всякое отсутствующее лицо в список эмигрантов; имение отсутствующего конфисковали, а его самого закон приговаривал к смерти, если он опять покажется во владениях Республики.
Многие лица, которые действительно оставили отечество или только скрылись, не были внесены в роковой список: или оттого, что их забыли, или оттого, что они не имели врага, который мог бы на них донести. Но найдись такой враг, их могли бы еще вписать и они погибли бы под ударами закона об изгнанниках. Потому многие французы жили в постоянном страхе. Те же, кто были внесены в список, справедливо или несправедливо, каждый день являлись толпами и просили, чтобы их вычеркнули. Их дерзкое рвение свидетельствовало о доверии к человеколюбию правительства, но и оскорбляло некоторых революционеров, из которых одни были виновны в насилии по отношению к возвращавшимся эмигрантам, а другие завладели их имениями. Это была новая причина к беспорядкам, и если не следовало более изгонять из отечества, то не следовало и оставлять в беспокойстве людей, которые принимали участие в революции. Необходимо было даровать полную безопасность всем, кто в ней участвовал.
Правительство представило проект закона, первая статья которого имела целью закрыть список эмигрантов. С 25 декабря 1799 года список был объявлен закрытым, то есть с этого времени всякая отлучка не могла уже считаться эмиграцией и не подлежала наказанию. Впредь дозволено было отлучаться, ездить из Франции за границу и из чужих краев во Францию, не подвергаясь преследованию законом; всем гражданам снова была дана свобода выезда и въезда.
К этой мере была присоединена другая: лица, по счастливому случаю не попавшие в список эмигрантов, могли быть внесены в список не иначе, как вследствие решения суда присяжных.
Исключение из списка лиц, которые действительно были вписаны несправедливо или сами утверждали это, осуществляла исполнительная власть. В этом было ясно видно снисхождение к ним правительства: чтобы доказать, что обвинение в отлучении несправедливо, стоило только представить свидетельство, нередко подложное, о пребывании своем в том или другом месте Франции. При общей готовности нарушать тиранические законы такое нововведение было обречено на успех. Сверх того, эмигрантам, желавшим быть исключенными из списка, было дозволено возвращаться во Францию, но следовало состоять под надзором высшей полиции. На языке того времени это значило получить «льготу надзора»; таких льготных видов выдавалось много, и эмигранты получили возможность возвращаться до исключения из списка. Для большей части пользовавшихся этими льготами они стали даже окончательным дозволением остаться на родине.
10
Префекту назначалось от двенадцати до двадцати четырех тысяч франков годового оклада, что по тогдашнему курсу составляло почти вдвое больше денег против нынешнего. — Прим, автора.