Недавно учрежденное управление прямых податей обнаруживало необыкновенную энергичность в работе.
Податные списки значительно подвинулись вперед, уже приступили к взысканию по ним. В казначейство стали приходить облигации главных сборщиков, их начинали пускать в оборот за довольно умеренные проценты.
Тогда же был введен новый род чиновников, их назвали окружными сборщиками. До тех пор между непосредственными сборщиками, принимавшими деньги от податных лиц, и главным сборщиком, находившимся в первом городе департамента, не было других посредников, кроме приставов по сборам, агентов главного сборщика, вполне зависевших от него и открывавших истину ему одному. Сейчас в каждом округе учредили особых сборщиков, зависящих только от правительства и отдающих ему отчет в суммах, которые получали и передавали главным сборщикам; это были сведущие и бескорыстные свидетели движения денежных сумм.
Это нововведение давало возможность в точности узнавать количество собранных денег и представляло дополнительные ручательства в получении наличных, что было очень важно; кроме того, оно придавало новое значение недавно введенному разделению на округа. Гражданская и судебная власть и значительная часть общинного управления уже были сосредоточены в округе; размещение там же части финансового управления продемонстрировало очевидную пользу этого разделения, которое многие находили произвольным. Префектам и супрефектам приказано было присутствовать при работе сборщиков, лично проверять списки и следить за исправным поступлением сумм.
Ко всем перечисленным нами учреждениям присоединили еще одно, о котором нельзя не упомянуть: это Французский банк. Все прежние кредитные учреждения пали среди беспорядков революции; не мог же Париж оставаться без банка. В каждом центре торговли, если есть в нем какое-нибудь движение, необходимы удобные для платежа, то есть бумажные, деньги, а следовательно, нужно и учреждение, занимающееся учетом торговых векселей. В самом деле, банк должен принимать только надежные векселя и не выпускать бумажных денег выше потребного количества, словом, соразмерять свои действия с точными потребностями места, где находится. Вот что нужно было сделать в Париже, и нельзя было сомневаться в успехе, если хорошо приняться за дело.
Новый банк, кроме дел с частными лицами, должен был вести дела и с казначейством, следовательно, приобретая выгоды, оказывать и услуги. Правительство побудило главных банкиров в столице составить для устройства Французского банка сообщество богатых капиталистов. В банк положен был капитал в 30 миллионов; управление им вверили пятнадцати директорам и правительственному комитету из трех членов; впоследствии этот комитет был заменен управляющим.
Банк должен был принимать только торговые векселя по законным и честным сделкам, выпускать билеты, обращавшиеся наравне с монетой, и не входить ни в какие торговые предприятия, кроме учета и денежной торговли.
Между тем как консульское правительство вместе с Законодательным корпусом предпринимало столько усилий по внутреннему управлению, с иностранными державами, дружественными и воюющими, безостановочно велись переговоры.
На письмо Первого консула английскому королю вскоре последовал ответ. Первый консул писал 26 декабря; ему отвечали 4 января; это означало, что английский кабинет уже наперед решился и ему не о чем было рассуждать. Теперь, когда установление подоходного налога увеличило благосостояние английского казначейства, когда Австрия снова была в состоянии войны с Францией и дошла до самых ее границ, когда предстояло отнять у нее важные позиции, Мальту и Египет, и отомстить за Тексельское поражение, мир не мог прийтись по нраву Англии. Но была еще более веская причина отказаться от мира: война вполне согласовалась со страстями и выгодами Питта. В войне с Францией этот знаменитый представитель английского кабинета видел свое предназначение, свою славу, основу своего политического существования. В случае мира ему, может быть, пришлось бы оставить министерство.
Первого консула даже не удостоили прямого ответа: опираясь на прекрасный обычай сообщать через министров, ему отвечали нотой лорда Гренвиля к Талейрану.
Эта нота неловко высказывала досаду, причиненную Питту вызовом Бонапарта не на войну, а на мир. В ней было беспрестанно повторявшееся уже несколько лет перечисление первых военных действий: Англия взваливала первые неприязненные действия на Французскую республику; дерзко упрекала ее в опустошении Германии, Голландии, Швейцарии и Италии, говорила даже о грабежах ее полководцев в последней стране; укоряла Францию в том, что она везде хочет опрокинуть престолы и алтари; наконец, приступая к последним предложениям консула, английский министр заявлял, что лицемерные миролюбивые уверения для него не новы: все революционные правительства, попеременно учреждавшиеся и низвергавшиеся в течение десяти лет, не раз говорили то же самое; что одно только восстановление дома Бурбонов может вполне успокоить и обезопасить общественный порядок. Хотя, впрочем, для заключения мира с Французской республикой Англия не требует непременно восстановления Бурбонов, но до новых, более ясных и удовлетворительных явлений будет упорно сражаться как за собственную безопасность, так и за безопасность союзников.