Три раза возобновлялась атака, и все три раза неприятельские эскадроны были отражены штыками. Австрийский генерал, видя невозможность противостоять авангарду французов, велел ударить отбой и, потеряв множество людей ранеными и убитыми, очистил Пьемонтскую равнину и отступил за Орко.
Ланн продолжал свой поход и 28 мая направился к местечку Кивассо, к берегу реки По. Австрийцы, пораженные этим неожиданным маневром, поспешили очистить Турин. Барки, груженные хлебом, рисом, снарядами и ранеными, были отправлены по течению реки, но
Ланн перехватил весь этот транспорт. Так довольствие, приготовленное австрийцами для их армии, сделалось достоянием французских войск.
Прошло всего тринадцать дней, и колоссальное предприятие Первого консула завершилось. Армия в 40 тысяч человек, состоящая из пехоты, конницы и артиллерии, перешла без проторенных дорог через высочайшие горы в Европе, перетащила на себе все свои орудия по глубоким снегам и провезла их под убийственным огнем крепости. И этот чрезвычайный переход не был безумной выходкой полководца, который, желая окружить неприятеля, сам подвергается опасности быть окруженным. Теперь, владея долиной Аосты, Симплоном и Сен-Готар-дом, Бонапарт был уверен, что, проиграв битву, сможет возвратиться к точке, из которой вышел.
Не имея больше причин действовать скрытно, он сам приехал в Кивассо, обратился с речью к воинам, поблагодарил их за твердость и предсказал великие последствия их подвига, который уже предвидел. Он показывался не только своим солдатам, но и итальянцам и австрийцам, чтобы напугать одним своим присутствием неприятеля, которого доселе убаюкивал в глубоком неведении.
Но что же в это время делал Мелас?
Постоянно убеждаемый венским кабинетом и своими собственными агентами в мифичности существования Резервной армии, барон Мелас продолжал осаду Генуи и атаки на мост Вара. Известие, которое он получил в середине мая, заставило его несколько озаботиться насчет своего тыла, но вскоре он успокоился и опять начал думать, что собранные в Дижоне войска должны спуститься по Саоне и Роне для соединения с корпусом генерала Сюше на Варе. Вместо того чтобы отрядить войско в Пьемонт, он соединил все свои силы перед мостом, поставив во главе армии генерала Эльсница. Точные донесения генерала Вукасовича о том, что французские колонны устремляются в долины изо всех альпийских ущелий, вырвали его наконец из мечтательного состояния, но не разуверили вполне. С десятитысячным отрядом Мелас пошел обратно к городу Кони, и 22 мая прибыл туда.
До сих пор австрийский военачальник думал, что французские войска, показавшиеся из ущелья, — это не что иное, как горсть рекрутов, которых использовали для ложной демонстрации в тылу, чтобы отвлечь его от осады Генуи. Он еще и не подозревал, что тут сам Бонапарт, во главе огромной армии. Но скоро и это последнее заблуждение исчезло. Один из его офицеров, хорошо знавший генерала в лицо, был отправлен в Ки-вассо, увидел собственными глазами победителя при Риволи и Кастильоне и известил о том главнокомандующего, который тогда только постиг весь объем угрожавшей ему опасности, ибо знал, что Первый консул не принял бы начальства над рекрутами. Почтенный старец, имевший неоспоримые заслуги в предшествовавшей кампании, предался жестокой грусти. С каждым днем беспокойство его возрастало; скоро узнал он, что передовые отряды генерала Монсея уже спускаются с Сен-Готарда.
И действительно, барон находился в необыкновенно трудном положении. Из 120 тысяч человек по крайней мере 25 тысяч находились под Генуей и перед Варом. Остальные его силы были разбросаны еще больше; что он мог сделать, находясь в Турине всего с 10 тысячами солдат? Бонапарт мог внезапно броситься на все эти разрозненные войска, разбить их одно за другим и совершенно уничтожить. Может быть, и была еще возможность принять спасительные меры, только их следовало тотчас же придумать и привести в исполнение. Но австрийский полководец несколько дней оправлялся от испуга, потом терял время, стараясь угадать намерения противника, придумывал планы и не решался на жертвы, сопряженные с необходимостью сосредоточить все силы.
Пока он раздумывал, Бонапарт с обычной своей быстротой и решимостью определил, что ему следовало предпринять. Французы были так же разбросаны, как и австрийцы. Надо было их соединить, потом отрезать пути отступления Меласу и, наконец, выручить Массена, который дошел уже до последней крайности.
Спустившись с Сен-Бернара, генерал Бонапарт имел по правую руку Мон-Сени и Турин, по левую — Сен-Го-тард и Милан, а в пятидесяти милях перед собой — Геную и генерала Массена. На что решиться? После некоторого размышления оставалось только одно средство: уклониться влево, к Сен-Готарду и Милану, и соединиться с пятнадцатью тысячами генерала Монсея. Таким образом, вся армия сливалась в 60 тысяч человек; можно было занять столицу Верхней Италии, побудить жителей к восстанию в тылу австрийцев, захватить все их магазины и овладеть линией реки По и всеми ее мостами; наконец, действуя на обоих берегах, можно было остановить барона Меласа, по какой бы дороге он ни вздумал уйти.