Австрийцы, атакованные со всех сторон, бросились к Монтебелло и оставили в руках французов множество пленников.
Сражение длилось с одиннадцати часов утра до восьми вечера. Те же самые австрийцы, которые осаждали Геную и были приучены генералом Массена к самым жестоким битвам, с отчаянием дрались теперь на равнинах Пьемонта, чтобы проложить себе дорогу. Их поддерживала сильная артиллерия, но и сами они сражались с необычайной храбростью.
Первый консул прибыл в ту самую минуту, когда заканчивалось сражение, место и время которого он так хорошо предусмотрел. Он нашел Ланна, покрытого кровью, но упоенного восторгом, и войско, которое было восхищено своим первым успехом. «Они чувствовали, — говорил Бонапарт впоследствии, — что действовали достойно». Новобранцы на деле показали, что могут соперничать со старыми солдатами. Французы захватили в плен четыре тысячи человек и около трех тысяч ранили или положили на месте. Победу эту трудно было завоевать, потому что двенадцатитысячное войско боролось с восемнадцатью тысячами.
Таким было сражение при Монтебелло, которое подарило Ланну и его потомкам титул, отличавший их перед всеми фамилиями Франции того времени, славный титул, которым сыновья его должны гордиться.
Эта первая встреча была прекрасным началом, которое показало барону Меласу, что дорога перед ним так легко не откроется. Генерал Отт, потеряв семь тысяч человек, в смущении отступил к Алессандрии. Нравственное чувство французской армии поднялось до высших ступеней энтузиазма.
Первый консул поспешил соединить свои дивизии, чтобы наконец занять дорогу от Алессандрии к Пьяченце, дорогу, по которой барон Мелас, по всей видимости, должен будет пройти совсем скоро. Десятое и одиннадцатое июня прошли в наблюдении за передвижениями австрийцев, в заботах о сосредоточении армии, отдыхе солдат и организации артиллерии, потому что до сих пор еще не было возможности соединить в одном пункте более сорока полевых орудий.
Одиннадцатого июня из Египта прибыл в главную квартиру один из величайших генералов той эпохи, Дезе, который военными талантами равнялся, может быть, Моро, Массена, Клеберу, Ланну, но затмевал их всех редкими свойствами своего характера. Дезе, задержанный у берегов Франции англичанами, испытал самое гнусное к себе отношение и прибыл в армию, воспламененный негодованием, прося позволения отомстить за себя с оружием в руках14.
Он был страстно предан Бонапарту, и Первый консул, неравнодушный к привязанности такого благородного человека, платил ему за нее живейшей дружбой. Они провели вместе целую ночь, рассказывая друг другу о событиях в Египте и Франции, и Бонапарт тотчас же дал Дезе начальство над несколькими дивизиями.
Не видя появления австрийцев и на следующий день, 12 июня, Первый консул был изумлен, и у него даже стали зарождаться некоторые опасения. Удивляясь, что барон Мелас в таком положении еще медлит, теряет время и позволяет запереть вокруг себя все выходы, он начал судить о своем противнике по себе: не может быть, чтобы Мелас провел эти драгоценные часы в бездействии, он, верно, успел ускользнуть, или возвратившись к Генуе, или переправившись в верховьях По, чтобы пробиться к Тичино.
Заскучав от ожидания, 12-го числа Бонапарт со всей армией снялся с позиции при Страделле и пошел вперед до высот Тортоны. Он приказал осадить это место и устроил главную квартиру в городе Вогера.
Ранним утром следующего дня он переправился через Скривию и вышел на обширную равнину, которая ныне называется равниной Маренго. Это была та самая равнина, на которой несколько месяцев назад предусмотрительное воображение рисовало ему большое сражение с бароном Меласом.
Бонапарт предполагал, что неприятель, вздумав идти по большой дороге от Пьяченцы к Мантуе, поджидал бы французов именно здесь. Здесь его многочисленная артиллерия, его превосходная конница имели бы большее преимущество, и он мог бы действовать всеми своими соединенными силами. А потому по окрестностям разослали на рекогносцировку легкую кавалерию, но нигде не нашли и следа австрийцев. Бонапарт перестал сомневаться: барон Мелас, очевидно, сумел ускользнуть. Он не покинул бы равнину и в особенности деревню Маренго, которая составляет как бы ее ворота, если бы хотел пройти по ней, дать сражение и завоевать дорогу от Алессандрии к Пьяченце.
Обманутый этой очень справедливой догадкой, Первый консул разместил генерала Виктора в Маренго, дивизии Ланна расставил по равнине эшелонами, а сам отправился в главную квартиру, чтобы собрать сведения о том, куда девался барон Мелас. Но Скривия вышла из берегов, и он, по счастью, вынужден был остановиться в Торре-ди-Гарофоло. Рапорты с Тичино и с По, привезенные в тот же день, извещали о полном спокойствии, царящем на равнине. Барон Мелас ничего не предпринимал. Но куда же он делся?..
14
Заключив Эль-Аришский договор, Дезе отправился во Францию, но в дороге был неожиданно задержан англичанами: несмотря на то, что по условиям договора Дезе имел право проезда во Францию, его объявили военнопленным, а адмирал Кейт назначил ему унизительное содержание в размере одного франка в день.