Одаривание деньгами фаворитов в то время, когда повсюду недостает ресурсов, – вот что не понравилось Наполеону превыше всего. «Поскольку нашлись средства для подачек бездельникам и интриганам, – сказал он, – должны были найтись средства и для содержания солдат, которые проливают кровь за короля Жозефа; а поскольку их нужды удовлетворять не хотят, я удовлетворю их сам». И после таких слов Наполеон превратил четыре провинции слева от Эбро – Каталонию, Арагон, Наварру и Бискайю – в военные губернаторства. Он постановил, что власть в этих губернаторствах – как гражданскую, так и военную – будут осуществлять генерал-губернаторы, которые будут собирать все финансовые поступления в армейскую кассу, а с мадридской властью иметь лишь отношения внешней почтительности, но никаких отношений подчинения или финансовых. Только ему одному командующие корпусами Ожеро, Сюше, Рейль и Тувено должны были давать отчет в своих действиях и от него одного получать инструкции. Обеспечив себе таким образом военное обладание территориями слева от Эбро, Наполеон тайно написал каждому из этих генералов, чтобы сообщить свой подлинный замысел, состоявший в присоединении левого берега Эбро к Франции, в возмещение жертв, на которые ему пришлось пойти, чтобы обеспечить испанскую корону Жозефу. Не желая еще, однако, объявлять о таком плане, Наполеон предписал и им молчать о нем; но в случае получения ими из Мадрида приказов, противоположных парижским, он разрешал объявить, что они получили запрет на подчинение испанскому правительству и приказание подчиняться только правительству французскому.
Подобное решение было весьма опасным не только для Испании, но и для Европы. Казалось, что Наполеон – ненасытный в мире, как и в войне, – когда не завоевывал мечом, хотел завоевать декретами. Он недавно присоединил к Империи Тоскану, римские земли, Голландию. Он подумывал сделать то же в отношении Вале и ганзейских городов. Добавление к этим приобретениям еще и территории до Эбро как будто прямо заявляло, что ничто не может ускользнуть от жадности французского императора и любая земля, на которую падет его свирепый взгляд, станет потерянной для ее обладателя, даже если таковым окажется его брат!
План присоединения четырех провинций невозможно было долго сохранять в тайне. Одного учреждения военных губернаторств в этих провинциях хватило бы, чтобы обнажить подлинный замысел Наполеона, и никто, как мы вскоре увидим, на этот счет не ошибся. К тому же Наполеон не остановился на этой мере. Он принял и другие, ограничившие королевскую власть Жозефа до самых ворот Мадрида. Помимо упомянутых губернаторств, он разделил действующие армии на три группы: Южную, Центральную и Португальскую. Во главе армии Юга он поставил Сульта, поведение которого в Опорто, поразмыслив, решил не расследовать, и вверил ему 1-й, 4-й и 5-й корпуса, занимавшие Гренаду, Андалусию и Эстремадуру. Центральную армию он составил из одной только дивизии Дессоля, добавив к ней батальоны депо, в основном находившиеся в Мадриде, и вверил ее Жозефу. Португальская армия формировалась из всех войск, уже собранных или только собиравшихся на севере, чтобы выдвигаться на Лиссабон под командованием Массена. Каждый из генералов, командовавший действующими армиями и обладавший реальной властью, должен был подчиняться только французскому правительству, то есть самому Наполеону, который уже присвоил себе звание Верховного главнокомандующего испанских армий и назначил принца Бертье начальником своего Главного штаба.
Таким образом, Жозеф не мог ничего приказывать генерал-губернаторам провинций Эбро и командующим трех действующих армий. Он имел право отдавать приказы только Центральной армии в качестве ее командующего, но она была самой малочисленной, имела незначительную задачу и состояла из 20–25 тысяч человек. Невозможно было сделать власть короля Жозефа более ограниченной и более номинальной, и это был, конечно, не лучший способ возвысить его в глазах испанцев. Более того, предписания относительно финансов оказались столь же суровы, как и предписания относительно военной иерархии. Все сборы в провинциях Эбро приписывались оккупировавшим их армиям. Действующим армиям следовало обеспечивать себе пропитание за счет страны, где они воевали, но поскольку они могли не найти наличных денег для жалованья, Наполеон согласился присылать в Испанию ежемесячно два миллиона. Теперь Жозеф был ограничен не только в отношении командования войсками, но и в отношении доходов, имея право только на то, что поступало прямо в Мадрид: налог на ввоз товаров в столицу. Ненависть, которую питали к нему испанцы, не из-за него самого, но из-за иностранного вторжения, представителем какового он являлся, могла превратиться в чувство еще более страшное – в презрение.