В то время как Европа суетилась таким образом, объединяясь против Наполеона, сам он, окруженный всем великолепием итальянского королевского сана, предавался мыслям, совершенно противоположным мыслям своих противников, даже самых умеренных. Вид Италии, театра его последних побед, предмета всех его предпочтений, переполнял его новыми замыслами возвеличения его империи и устройства его семьи. Вовсе не желая делить Италию с кем-либо, он подумывал, напротив, оккупировать ее полностью и создать в ней несколько вассальных королевств, которые послужат укреплению новой Западной империи.
Прибыв в Турин, он встретился с Пием VII и в последний раз ласково попрощался с ним. Затем он с бесконечной милостью принимал своих новых подданных и с умной заботливостью, какую привносил во все свои поездки, занимался защитой их интересов, весьма отличных от интересов остальной части Французской империи. Он исправил ошибки и несправедливости администрации, исполнил множество просьб и показал, чтобы соблазнить население, всю привлекательность верховной власти. Затем он потратил несколько дней на осмотр крепости Алессандрии, его великого детища и основы его водворения в Италии. Наконец, 5 мая, с высоты трона, установленного на равнине Маренго, где пять лет назад он выиграл верховную власть, Наполеон наблюдал за прекрасными маневрами, представляющими памятную баталию. Маневрами командовали Ланн, Мюрат и Бессьер. Не хватало только Дезе! Наполеон заложил первый камень монумента в память о храбрецах, павших на поле брани. Из Алессандрии он отправился в Павию, куда городские власти Милана доставили ему заверения в верности от его новой столицы, и 8 же мая вступил в Милан под пушечные выстрелы и перезвон колоколов, среди возгласов народа, воодушевленного его прибытием. В сопровождении итальянских властей и духовенства Наполеон отправился преклонить колени в древний Миланский собор, которым восхищается вся Европа и который был окончательно достроен благодаря ему.
Среди этого упоения величием и застало императора предложение принять в Париже Новосильцева. Он ощутил наилучшее расположение к тому, чтобы принять русского посланца, выслушать его, договориться с ним, неважно в какой форме, официальной или нет, лишь бы переговоры были серьезны и, при попытках воздействовать на него, не обнаружили пристрастной снисходительности к Англии. Что до условий, Наполеон не собирался сводить счеты с русскими. Но он не знал их предложений; он видел лишь демарш, произведенный в надлежащей форме, и поостерегся, отвергнув его, совершить ошибку. Он отвечал, что примет Новосильцева в Париже в июле месяце; его морские планы, которыми он не прекращал заниматься, несмотря на развлечения, должны были привести его обратно во Францию лишь к этому времени. Тогда он и предполагал принять Новосильцева и решить, стоит ли труда его слушать, оставаясь в то же время в постоянной готовности прервать дипломатическую беседу, чтобы отправиться в Лондон разрубить гордиев узел всех коалиций.
Двадцать шестого мая Наполеон короновался в Миланском соборе с таким же блеском, с каким короновался в Париже полугодом ранее, в присутствии европейских посланников и депутатов со всей Италии. Железную корону, слывущую древней короной ломбардских королей, привезли из Монцы, где она бережно сохранялась. После того как кардинал Капрара, архиепископ Миланский, благословил ее в формах, некогда использовавшихся в отношении принимавших корону Италии германских императоров, Наполеон сам возложил ее себе на голову, произнеся по-итальянски священные слова: «Бог мне ее дал, горе тому, кто ее коснется!» (Dio me l’ha data, guai a chi la tocchera). Произнося эти слова, он вызвал трепет присутствующих энергичностью своего акцента. Великолепие церемонии, подготовленной руками итальянцев, а именно знаменитым художником Аппиани, превзошло всё виденное когда-либо в Италии.