Крепость Сьюдад-Родриго, находившаяся в трех-четырех маршах от Саламанки, располагалась среди огромной безводной и пустынной равнины шириной в двадцать-тридцать лье: туда всё нужно было брать с собой. Массена отправил, что смог, для обеспечения собиравшихся там войск Нея. Массена приказал им приблизиться к крепости, построить там печи и бараки для продовольствия и боеприпасов, словом, завести всё необходимое для осады. Поскольку англичане, после вступления французов в Андалусию покинувшие испанскую Эстремадуру и ушедшие на север Португалии, могли попытаться помешать этим операциям, Массена предписал Жюно покинуть Леон и Бенавенте и передвинуться в направлении между Ледесмой и Саморой, дабы в случае необходимости иметь возможность сосредоточиться на правом фланге Нея. Благодаря этим приказам, за исполнением которых он следил с несвойственной ему бдительностью, Массена начал собирать в Саламанке снаряжение для внушительной армии, а вокруг Сьюдад-Родриго — всё то, чего требовала крупная осада.
Португальская кампания должна была начаться с осады Сьюдад-Родриго, и по этому поводу между Массена и его заместителями возникли первые разногласия. Англичане располагались в Визеу, в трех маршах от границы. Об их численности доходили различные сведения, армию оценивали в 20—40 тысяч человек, потому что смешивали англичан с португальцами, но никто не приписывал самим англичанам более 24 тысяч. Соседство с ними возбуждало пламенную смелость Нея. Он находил очень долгим и скучным выполнение осад Сьюдад-Родриго и Альмейды, расходование благородного рвения своих солдат ради посредственного результата — взятия крепостей, обладание которыми могло, конечно, убавить неудобств на дороге в Португалию, но не стало бы большим подспорьем в партизанской войне, угрожавшей французским тылам. Ней думал, что, напротив, сразу передвинув 6-й и 8-й корпуса и кавалерию Монбрена, то есть примерно 50 тысяч человек, на англичан и неожиданно атаковав их, французы имели все шансы разбить их, а после разгрома англичан крепости пали бы, вероятно, сами собой. Так французские войска достигли бы цели войны почти в первые же ее минуты.
Ней предложил главнокомандующему свой план, защищал его со свойственным ему жаром и одновременно написал Жюно, прося помочь ему убедить Массена. Пылкий Жюно присоединил свои настойчивые требования к требованиям Нея, нетерпение которого разделял, но ничего не добился. По странности ситуации главнокомандующий был вынужден не согласиться со своими заместителями, разделяя при этом их мнение, ибо сражения предпочитал осадам, обладая гением в первых и недостаточным терпением во вторых. Но приказы Наполеона были категоричны. Они предписывали до начала всяких наступательных операций захватить крепости Сьюдад-Родриго и Алмейду, некогда выстроенные для противостояния друг другу, а теперь обе направленные против общего врага, и не выдвигаться в Португалию прежде окончания великой жары и присоединения конвоя с запасом провианта для армии на две-три недели. Такие точные инструкции не оставляли места колебаниям, и какой бы план ни задумывался, надлежало исполнять приказы повелителя, чья власть была абсолютна, а познания не имели себе равных.
Однако все они были неправы в том, что подчинились приказам Наполеона вынужденно и неохотно. Несомненно, если бы английский генерал намеревался дождаться их в Визеу, они должны были без колебаний двигаться к нему, ибо разгром англичан в самом начале кампании стал бы великолепным результатом. Однако замыслы английского генерала целиком и полностью оправдывали предписания Наполеона.
Артур Уэлсли в результате своих последних операций приобрел огромное доверие британского правительства и даже публики. Когда все узнали, что их новый генерал Артур Уэлсли не изгнан с Иберийского полуострова, а напротив, сам изгнал из Португалии маршала Сульта, потом осмелился прийти к самой Талавере и дать сражение у врат Мадрида, после чего спокойно ушел от соединенных французских армий в Эстремадуру, люди поверили в него. На голову сэра Уэлсли посыпались неслыханные почести: ему пожаловали титул лорда Веллингтона и значительные денежные вознаграждения, и чтобы облегчить ему деятельность, послали его брата Генри Уэлсли к центральной хунте Севильи в качестве посла Великобритании. Другой его брат, маркиз Уэлсли, был государственным секретарем по иностранным делам. Однако ни оказанные стране услуги, ни великая слава, которую он начал обретать, не защищали его ни от нападок оппозиции, хотевшей мира, ни от возражений правительства, которое не переставало опасаться разгрома. Заключение Францией мира с Австрией удвоило страхи правительства: министры были уверены, что теперь на Иберийский полуостров прибудет лучшая армия Наполеона и ее лучший генерал, то есть он сам. При этой мысли вся Англия трепетала от страха за лорда Веллингтона и за армию, которой он командовал.