Фуа взял слово и повторил свой рассказ о великой пользе поражения англичан под Лиссабоном; о принуждении их покинуть полуостров вследствие голода или разгрома; о необходимости для достижения этой цели перейти Тахо, найти в Алентежу продовольствие и соединиться с 5-м корпусом, который прибудет в скором времени; наконец, о твердом убеждении императора в том, что изгнание англичан из Португалии приведет к огромному политическому результату и достижению в недалеком будущем всеобщего мира.
Тогда Массена предложил обсудить следующие вопросы. Нужно ли переходить Тахо? В каком пункте следует осуществлять переправу и посредством какой операции? Если переправа в присутствии англичан или разделение армии между двумя берегами при наличии моста сомнительной прочности чрезмерно опасны, не благоразумнее ли отойти на Мондегу, долина которого не опустошена и предоставляет город Коимбру, где мы сможем по-прежнему сковывать англичан и в то же время получить необходимую помощь из Франции?
Едва прозвучали эти вопросы, как все с жаром набросились на последний, будто он был первым и единственным и поднимать его было преступлением; его провозгласили недостойным обсуждения, ибо он противоречил волеизъявлениям императора. Ней, видевший препятствия и к тому, чтобы остаться, и к тому, чтобы уйти, объявил, что ни за что не желает отступать на Мондегу, ибо это, во-первых, противоречит намерениям императора, а во-вторых, грозит серьезными затруднениями: все дороги разорены, область Коимбры столь же опустошена, как область Сантарема, артиллерия и кавалерия окончательно растеряют по дороге лошадей, построенный с таким трудом понтонный экипаж придется бросить, и хотя войска отойдут только на полдороги, в глазах неприятеля они будут выглядеть бесповоротно отступившими и опозорят честь оружия. После краткой речи маршала Нея остальные с жаром присоединились к его мнению, усердно поддерживая мысль императора, донесенную генералом Фуа, и воскуряя перед образом отсутствующего божества весь фимиам, какой воскурили бы перед самим божеством.
Поскольку идею об отступлении на Мондегу отвергли, оставалось только переправиться через Тахо, какой бы опасной ни была эта операция, и казалось, что после всего предшествующего все должны постараться обнаружить скорее ее благоприятные стороны, нежели препятствия к ней. Ничуть не бывало, ибо, после того как все выказали всё возможное рвение, оставались опасности предполагаемой операции, которые все остро чувствовали. Пуньете выбрали местом переправы, ибо там складировали снаряжение, через Зезере были переброшены два моста, и в результате армия приближалась к Абрантесу, который была в состоянии окружить и захватить. Оставив целую дивизию для охраны плацдармов на Зезере и Тахо и контроля над правым берегом, можно было оккупировать силами основной части армии равнину Алентежу, расположиться на ней и соединиться с 5-м корпусом. Жюно горячо поддержал такой план, но генерал Луазон, который лучше знал место впадения Зезере в Тахо, выдвинул обоснованные возражения. Плацдармы, сказал он, придется охранять и от основной массы английской армии, которая может выйти из своих линий, и от гарнизона
Абрантеса, ставшего в результате присоединения корпуса Хилла настоящей армией. Равнина Алентежу, хоть и весьма плодородная, но близ Тахо должна быть уже опустошена английскими фуражирами; потому в поисках продовольствия придется от реки удалиться, и что тогда станется с дивизией, оставленной на правом берегу? Не подвергнется ли она величайшей опасности? Не имеет ли смысл переправиться через Тахо и перейти в Алентежу всей армией, подтянуть понтонное снаряжение к левому берегу и укрыть его в безопасном месте, чтобы при необходимости вновь им воспользоваться?
Идея сделать равнину Алентежу главным местом расположения армии была тотчас отвергнута Жюно, и она в самом деле представляла большие неудобства, ибо простому посту удержаться на правом берегу Тахо и обеспечить сохранность понтонного экипажа было еще труднее, чем целой дивизии. При такой системе следовало считать снаряжение для переправы окончательно оставленным, правый берег полностью потерянным, а Португальскую армию — сменившей свою роль на роль армии Андалусской, которой и назначалось захватить Лиссабон левым берегом Тахо. Разумеется, на левом берегу не существовало грозных линий Торриш-Ведраша; но Лиссабон, расположенный на правом берегу, был защищен рекой; перед городом река разливается в ширину более чем на одно лье (превращаясь в Соломенное море), а когда вновь сужается у самого Лиссабона, ширина ее, тем не менее, составляет около тысячи метров. Через нее, конечно, можно было перебросить несколько бомб, но без особого результата и без какой-либо возможности потревожить лорда Веллингтона в его линиях. Становилось совершенно очевидно, что всякий план атаки только с одного берега непригоден в принципе, ибо на одном берегу имеется препятствие в виде линий Торриш-Ведраша, а на другом — препятствием является сам Тахо. Единственным допустимым планом оставалось занятие обоих берегов, чтобы сделать их базой двойной атаки и полной блокады.