Таким образом, французам предстояло захватить весьма грозную совокупность позиций. На правом фланге Удино должен был удержаться на захваченном Тронберге и даже пройти за него; в центре Макдональд и Мармон, опиравшиеся на гвардию, должны были перейти через Блезауэр, под огнем русских редутов Башюца пересечь луг и захватить редуты. На левом фланге перед Бертраном стояла труднейшая задача: выбить Блюхера с занимаемых им холмов. Выполнение этих трех атак, с форсированием столь многочисленных препятствий, за которыми расположились исполненные решимости 100 тысяч русских и пруссаков, могло оказаться гибельным, если бы французы атаковали позиции неприятеля только с фронта. Но Наполеон рассчитывал на Нея, прибывшего вечером в Клике с 60 тысячами человек. Маршал должен был перейти через Шпрее в Кликсе, пересечь просторную равнину на крайнем левом фланге французов и на крайнем правом фланге союзников, форсировав все препятствия на своем пути, пройти за холмами, занятыми Блюхером, и двинуться в направлении колокольни Хохкирха, видневшейся в самой глубине поля битвы.
Ней получил приказ выдвигаться ранним утром. Грохота его пушек и ожидал Наполеон, чтобы дать сигнал к атаке Бертрану и Мармону. Если Ней подоспеет в Клейн-Бауцен вовремя, Блюхера можно будет не только оттеснить, но и захватить. Но даже отступление последнего могло предрешить отступление всей неприятельской армии.
Таковы были диспозиции Наполеона накануне второго дня сражения. Войска расположились на ночь на захваченных участках с полной уверенностью в результате завтрашнего дня. Наполеон встал на бивак вместе с гвардией на плато Бауцена, откуда ему были видны все позиции неприятеля, кроме участка, через который собирался пройти Ней, скрытого от него холмами, занятыми прусской армией. Наполеон задавался вопросом, не будет ли предотвращено новое сражение ответом на его письмо от 18-го числа, в котором он предлагал перемирие и сообщал об отправке Коленкура для переговоров. Но к вечеру 20 мая он еще не получил ответа, — то ли потому, что Коленкура не допустили к императору Александру, то ли потому, что предпочли еще раз попытать удачи в сражении. Второе предположение больше нравилось Наполеону, ибо он был уверен, что новое сражение заставит задуматься и самых строптивых его врагов. Как бы то ни было,
Наполеон предался отдыху, как имел обыкновение поступать накануне великих сражений.
Прямо напротив его позиции, в почтовом доме Ней-Пуршвица, расположились государи-союзники, которым было совсем не до сна. Они беспокоились, как случается с неопытными людьми перед лицом опасности, и всю ночь обсуждали создавшееся положение. Они твердо решили дать второе сражение. Получив письмо о перемирии и миссии Коленкура, они тотчас вынесли решение по этому предмету. Поняв, что, если допустят к себе Коленкура, Австрия тотчас почувствует сильнейшие подозрения, не преминув увидеть в его миссии вероятность прямого соглашения между Францией и Россией, они приняли решение вежливо отослать Коленкура к Шта-диону как к представителю посреднической державы, ответственной за все переговоры, и повременить с ответом до той минуты, когда станет известен результат сражения. Ведь если бы они согласились на перемирие, прежде чем будут принуждены к нему самой настоятельной необходимостью, партия германских патриотов, которая прямо руководила прусской армией и косвенно армией русской, разразилась бы криками негодования.
Решившись на сражение, государи-союзники принялись обсуждать шансы на победу. Король Пруссии не обольщался, однако император России обольщался весьма, будучи исполнен воинского пыла, не дававшего ему покоя. Александр фактически завладел верховным командованием и номинально, дабы осуществлять его с большим удобством, пожаловал его графу Витгенштейну, вдохновляемому Дибичем. Настоящее командование должно было принадлежать несгибаемому Барклаю-де-Толли, по причине его прошлой деятельности и звания, но от него избавились, назначив ему отдельную роль на крайнем правом фланге, на топких участках между Блезауэром и Шпрее, у упоминавшейся ранее ветряной мельницы.