Около пяти часов дня я разговаривал с другом на качелях в Даффи Филд. Остановилась патрульная машина, двое полицейских прошли через поле, объявили, что я пьян, а это было не так, и усадили меня в патрульную машину, чтобы я провел ночь в тюрьме.
Это случилось еще несколько раз. Не знаю, почему меня это не возмутило больше. Я находил это забавным.
Билл Ширли был удивительным человеком, необузданной силой природы. Еще до встречи с Биллом Ширли я слышал множество историй. Он учился в другой младшей школе и учился в одном классе с моим другом Биллом Ноэлем.
Билл Ширли, которому в то время было, наверное, тринадцать лет, пришел с опозданием; учитель сказал, что ему нужна записка.
"Но теперь я здесь".
"У вас должна быть записка от мамы, объясняющая ваше опоздание".
"Моя мама на работе".
"Это не моя проблема".
Билл просто стоит, опустив голову. Не двигается, и учитель его игнорирует.
И наконец: "Молодой человек, я не знаю, что вы себе позволяете, но вы не можете оставаться здесь без записки".
"Моя мама на работе".
Учитель снова игнорирует его. Билл подходит и выбивает кулаком стекло в первом окне. Затем переходит ко второму окну и выбивает стекло кулаком. Одно за другим, медленно и методично, он выбил все окна вдоль стены. Повсюду кровь и стекло.
Когда мне было семнадцать, на свадьбе Ларри Престона я накурился травки, которая была настолько крепкой, что я не мог вести беседу. Я сижу там. На вечеринке - странная смесь старших парней, которых я знаю, и другой толпы людей лет тридцати. Крепкие парни в дорожных костюмах. Один парень поспорил с Биллом Ширли, что сможет съесть рюмку. Билл ставит на него. Парень съедает рюмку. Он действительно съедает стакан? Я точно помню, что так и было.
Билл в недоумении корчит рожицы, словно его обманули; морщины на его лбу превращаются в тайский алфавит. Если бы это было так просто, Билл сделал бы это сам. Проходит мгновение застывших взглядов, а затем лицо Билла искажается еще больше - до степени растерянности и изумления. Затем он отступает назад и бьет парня прямо в лицо. Начинается настоящий ад. Все дерутся. Я под кайфом, все как в тумане.
Последний раз я слышал о Билле Ширли, когда он был арестован и работал в цепной банде во Флориде. Он был в "Макдоналдсе" и опередил женщину в очереди в туалет. Женщина возмущенно сказала: "Молодой человек, у вас много наглости".
"Да, и вот он", - сказал Билл, доставая свой член и помахивая им перед ней, подпрыгивая вверх-вниз. Когда приехала полиция, Билл стоял за прилавком и пытался задержать их, обрушивая на них непрерывный шквал булочек и недожаренных гамбургеров, а полицейские уворачивались и держались за шляпы.
-
Примерно в это же время я был в "Китти Кэт Лаунж". Это был единственный в Вустере поздний ночной притон; там играла музыка, и он был заполнен пьющими и танцующими людьми, сутенерами, проститутками и музыкантами. Это было похоже на возвращение в 1950-е годы.
Я забрел туда один и, к своему удивлению, обнаружил там Алекса. Это был преимущественно черный клуб, а Алекс был белым басистом из Бостона, который иногда играл с барабанщиком Майклом Эйвери. Алексу было двадцать пять или около того. Он был умен и отличался от большинства более глупых блюзовых музыкантов из Бостона. Казалось, у него широкий диапазон сознания. Было несколько таких парней, Майкл Эйвери и удивительный пианист Дэвид Максвелл, который мог играть все, что угодно, но скрывался в тусклом мире блюзовых баров.
Я задавал Алексу всевозможные музыкальные вопросы. Больше всего меня поразило, когда я спросил его, кто важнее - Колтрейн или Хендрикс.
"Колтрейн". Последовала долгая пауза, а затем он сказал, словно сам для себя открывая ответ: "Колтрейн, потому что он прожил дольше".
Что это значит, ведь он прожил дольше? Я не очень понимал, но это имело определенное значение. Через год или два Алекс окончательно сошел с ума.
Когда я вышел, было два часа ночи. По другой стороне Главной улицы медленно шла трехсотфунтовая женщина, которую я видел ранее в клубе. То, что я сейчас был пьян, и то, что я поймал ее взгляд на себе, придало мне смелости перейти улицу и заговорить с ней.
Мы вернулись к ней. Это было нелегко, слои скатавшегося жира создавали преграду, и я смог проникнуть в нее лишь на дюйм или около того.
Когда я проснулся с похмелья через пару часов, кухня была полна орущих детей и одного очень большого, злого мужчины, который не был ее мужем или парнем, но тем не менее был очень зол. Я как можно быстрее выскользнул из дома, натыкаясь по пути на размытые предметы.