Я не хотел идти на такое, чтобы попасть в фильм. Марти был зол на меня за то, что я, по его мнению, не проявлял интереса к участию в фильме, но я не собирался бегать и драться, чтобы попасть в кадр. Я бы сделал это, когда мне было одиннадцать, но сейчас я слишком устал.
В фильме есть сцена, где Иисус идет по пустыне со своими последователями за ним. Она сделана в виде серии диссолвов, так что после каждого диссолва за спиной Виллема оказывается все больше и больше людей. Мы снимаем кадр, начиная примерно в двухстах ярдах от камеры. Мы проходим около двадцати футов, снимаем, затем добавляем еще людей. Самый первый кадр этой последовательности - только Уиллем, за которым следует орава марокканских статистов. Это слепые и калеки. Эти люди действительно слепые и калеки.
Скорсезе спрашивает у оператора Михаэля Баллхауса: "Как это было?".
Майкл говорит: "Ну, слепые и калеки не держали прямую линию".
К тому времени, когда мы оказываемся в пятнадцати футах от камеры, вся огромная толпа уже стоит за Уиллемом, но Пол Херман, стремящийся получить как можно больше экранного времени, теперь находится в пяти футах перед Уиллемом и Харви, его челюсть выпирает вперед.
Марти, друг Пола, говорит: "Поули, я не могу это использовать. Ты не можешь быть перед Уиллемом". На что Пол отвечает: "Сохрани кадр, но измени название фильма".
Пол Херман - настоящий герой. Вы можете увидеть его в тоннах фильмов в роли гангстера, но в каком-то смысле его трудно считать актером.
Есть сцена, где мы ждем возвращения Иисуса из пустыни, и все апостолы устраивают импровизированное нытье, сомневаясь в нашей решимости и задаваясь вопросом, действительно ли Иисус вернется. Паули, с его тяжелым нью-йоркским акцентом, говорит: "Как мы можем быть на сто процентов уверены, что он вернется?".
Перед следующим дублем я говорю: "Поули, ты не можешь сказать на сто процентов". А он в ответ бросает: "Почему бы и нет, в те времена у них было только девяносто процентов?".
Моя первая сцена - у тихого озера, окруженного плоским камнем, простирающимся далеко вдаль. Под марокканским небом все сжалось.
Мы с Виком Арго вытаскиваем из сачка очень старую рыбу, предоставленную реквизиторским отделом, когда появляется Виллем со своей свитой. Рыба очень вонючая, но я стараюсь быть хорошим актером и вжиться в роль. Я перекладываю рыбу с одного места на другое, и жир от рыбы пачкает мой халат. Вик более осторожен и аккуратно перебирает их между двумя пальцами.
Насколько я понимаю, действие фильма происходит в течение пяти лет. Жаль, что мне не удалось убедить в этом отдел гардероба, потому что они отказались стирать мой халат в течение всего периода съемок. Сказали, что это может нарушить преемственность. Так что теперь до конца фильма каждый раз, когда я стою на одном месте больше нескольких минут, вокруг меня роятся мухи.
-
Виллем произвел на меня впечатление. У него была выдержка, которой я восхищался. Он никогда не жаловался, что совершенно не свойственно мне, особенно когда я играю. Он работал долгие часы, и каждый вечер ему приходилось учить тонны диалогов.
Он отлично справился со всеми задачами. Будучи исполнителем главной роли в фильме, снятом в глуши, и играя Иисуса, не меньше, он должен был стать примером для всех, актеров и съемочной группы. Больше ему не на кого было равняться.
Мы снимали ночью. Мы с Виллемом дурачились у костра, и он хихикал, как маленький ребенок. Кто-то пришел сказать нам, что через пять минут съемка, и в его лице произошло такое преображение. Я клянусь, что даже его глаза изменили цвет.
Обычно я не могу сказать, хороши ли мои друзья, когда они играют, и в этом случае я точно не могу сказать. Все, что я вижу, когда смотрю этот фильм, - это то, как я был несчастен, что мой парик спутался и как там пахло, но я точно знаю, что поведение Уиллема в этом фильме было грандиозным.
Харви Кейтель попросил меня принести ему чашку кофе. Он считал, что любой актер, у которого роль меньше, чем у него, должен относиться к нему с подобающим приличием. Мне нравился Харви, но я считал, что это полная чушь. Харви понятия не имел, кто я такой, но кто-то из съемочной группы позже рассказал мне, что через несколько дней увидел Харви, читающего французский журнал Actuel у бассейна. В этом номере Actuel я был в списке ста самых влиятельных людей за последние десять лет. Это, очевидно, озадачило и обеспокоило Харви.
На съемках была группа очень милых марокканских статистов. Никто из них не говорил по-английски, и они очень хотели научиться. Они немного говорили по-французски, и я тоже. Я научил их, что популярное сленговое приветствие в Америке звучит так: "Харви, принеси мне чашку кофе". Они сидели на земле в кругу, одетые как апостолы, а я медленно произносил слова: "Хар-ви, принеси мне чашку кофе". Они все повторяли это в ответ.