Я действительно помню все наши неудачные концерты, и в девяти случаях из десяти они были вызваны тем, что мы не могли слышать себя на сцене. Это был плохой концерт.
На следующее утро в дверь дома Марии стучится парень. Это инструктор по вождению. Мария не хочет, чтобы я больше ездил на ее машине без прав, и записала меня на прием. Я смутно помню, как она что-то говорила об этом по телефону перед тем, как я вышел. Я пью пиво в одиннадцать утра, когда парень подходит к двери. Я приглашаю его войти и предлагаю пиво. Дуги не может остановиться от смеха, считая, что мое предложение выпить пива в одиннадцать утра - самое смешное, что он когда-либо видел, но я прохожу тест.
-
Фред Хопкинс нюхал кокаин на протяжении всего четырнадцатичасового полета в Японию. Как такое вообще возможно? Я не могу принимать кокаин без допинга. От него я слишком возбужден. Я скрежещу зубами, и волны странностей проходят через мое тело. А принимать его в таком замкнутом пространстве, как самолет? Это просто безумие. Фред предложил мне свой пакет, когда я возвращалась в туалет, но я отказалась. Думаю, это первый случай в моей жизни, когда я отказался от наркотика, но мне казалось очевидным, что если я приму его, то через пятнадцать минут буду пытаться открыть дверь самолета, чтобы выбраться наружу. Самолет приземлился, и в аэропорту мы все съели по хот-догу и выпили пива. Теперь это обязательный обычай для всех членов The Lounge Lizards - хот-дог и пиво по прибытии в Токио. Крепкое пиво просто вводит вас в кому после полета. А хот-доги необъяснимо вкусные.
Кодеин Джерри помог мне пережить начало японского турне, а когда он закончился, я был в порядке. Мы все много пили. Просто Япония так устроена. Но я был потрясен, когда утром спустился в зал для завтраков в отеле и увидел Фреда, который сидел там, как ни в чем не бывало, и читал газету с большим стаканом Jack Daniel's в десять утра. То, что я пил пиво в одиннадцать утра у Марии, было редким событием, но меня несколько смущало то, что это, похоже, был обычный завтрак Фреда.
В Токио было очень весело. На разогреве у нас была сумасшедшая группа The Trombones. Они были такими милыми, и с ними были тонны девушек, которые тут же переметнулись к нам. Я вообще-то злился на Дуги за то, что он переспал с девушкой, которая явно была подружкой одного из "Тромбонов".
Я встретил это милое создание по имени Мамико. Японский промоутер хотел, чтобы я держался от нее подальше, потому что он готовил ее к звездной славе. Он не хотел, чтобы ее осквернил гайдзинский секс-монстр. Может быть, он и сам был в нее влюблен. Но на минуту мне действительно показалось, что я влюбился.
Утром мы лежали в постели, и в комнату вошел Дуги.
"Итак, Джон, это ваше первое путешествие на Восток?"
Группа играла довольно хорошо. Фред Хопкинс не относился к этому серьезно и так и не выучил музыку. В одной из песен был отрезок, когда мы играли дуэтом в темпе, и Фред просто ушел со сцены, оставив меня играть одного, и мне не под кого было играть. Позже я столкнулся с ним, и он сказал, что ему нужно было отлить. Я был в ярости. Я давал ему большую свободу действий, потому что он был старше и пользовался уважением. Но уйти со сцены вот так, прямо перед нашим дуэтом, было настолько неуважительно, что я был в ярости и знал, что никогда больше не найму Фреда.
Группа уехала домой, а я вернулся в Лос-Анджелес, чтобы остаться с Марией.
Примерно через месяц пребывания в Лос-Анджелесе кокаин и героин действительно покинули мой организм. Я достал рожок и начал сочинять: мелодию для "Big Heart", а затем мелодию для "The Blow Job", название которой Island Records заставил меня изменить, так что на CD она называется "It Could Have Been Very Very Beautiful".
Дело в том, что наркотики закончились, и начали появляться прекрасные вещи.
16. Висел на фоне неба и парил
Я сидел на диване у Марии и смотрел в заднее окно на лимонное дерево бабушки Уолтон, когда зазвонил телефон. Это был Эван. Странно, мы не можем позволить себе междугородние звонки. Возникла пауза, а потом он сказал: "Джон, Теда умерла".
Мы называли своих родителей Теда и Дэвид, даже когда были маленькими. Не знаю, почему. Так решили мои родители.
По неловкой паузе я поняла, что он долго думал, как сказать мне это, а потом вышло так, будто он сказал: "Сегодня пятница", но с небольшим напряжением в горле, которое заставило слова подняться вверх.
Я ничего не чувствовал. Я был в тумане и просто думал: "Так вот что это такое".
Я должен немедленно рассказать об этом Аарону Липстадту.