Он дал мне одну вещь, которая действительно помогла мне, - сто граммов витамина С внутривенно в течение трех или четырех часов. Это работает. Он блокирует наркотическую болезнь. Глаза перестают гореть, нос перестает течь, боль становится не такой сильной. Меня удивляет, что это не общеизвестно.
-
Я употреблял кокаин вместе с басистом Сироном, урожденным Норрисом Джонсом. Сирон был частью чрезвычайно мускулистого современного джазового трио под названием Revolutionary Ensemble.
Джером Купер на барабанах, Лерой Дженкинс на скрипке и Сироне на акустическом басу. Мы с Эваном слушали их записи в середине семидесятых и надеялись, что они действительно смогут открыть новую территорию для джаза.
В 1977 году я побывал на их концерте в Линкольн-центре. Это была первая из трех групп, и они были дикими по сравнению с более обычными, гериатрическими или пугающе академическими группами, которые обычно заказывали на джазовые фестивали в Соединенных Штатах в то время.
Не думаю, что это пошло им на пользу. Они пытались сделать шоу акустическим, потому что играли в Линкольн-центре, где акустика теоретически подходит для их инструментов, но звук был небольшим и не обладал той мощью, которая требовалась для достижения той свирепости, с которой я слышал их игру раньше.
Я не помню, кто был второй и третьей группой, но мне стало скучно, и я ушла. Уходя, я столкнулся с Сироном. Для меня в то время это было все равно что в семь лет я случайно столкнулся с Микки Мантлом, который был совершенно один возле стадиона "Янки", с бейсбольной битой и перчаткой.
Я сказал ему, как восхищаюсь его группой. Он поблагодарил меня так, что это прозвучало совершенно неискренне, как будто он уже тысячу раз выкладывал эту благодарность, за которой ничего не стояло.
В итоге мы поехали на такси в центр города, пока он ворчал про себя, что я не очень поняла, но он чувствовал, что концерт прошел ужасно, и винил в этом кого-то.
В то время я играл в банк, который мне предоставил Вэнс. Я приходил к Сирону, и мы играли. Это было больше похоже на общение учителя и ученика, чем на джем двух музыкантов.
Сироне постоянно что-то махинировал. Всегда бегал в ломбард, пытался ввязаться в сделку с наркотиками или выманить грант - что угодно. Он всегда был занят работой, гоняясь за тем, что не имело никакого смысла и никогда ни к чему не приводило. Когда я впервые оказался в Нью-Йорке, меня всегда шокировало то, что эти музыканты, которых знали и уважали, у которых в магазинах были настоящие записи, обычно были на мели и отчаянно пытались свести концы с концами и при этом заниматься своим делом, так как я видел в них звезд.
Когда Сирон узнал, что у меня есть этот горшок, он как-то обманом заставил меня отдать ему полфунта. Это была не самая лучшая травка, и в то время она стоила, наверное, около 300 долларов.
Он так и не расплатился со мной. Однажды, когда мы курили много травки и играли, я попытался выяснить у него, когда он собирается вернуть мне деньги. Он сказал, что это не очень революционно - обкрадывать другого музыканта.
В его лофте было жарко, и он был без рубашки. Он разразился диатрибой о Майкле Рокфеллере, который отправился в самые темные районы Африки и исчез. Боялись, что его съели каннибалы. Сирон стоял, закатив глаза к затылку. Из-под его шкуры пытался вырваться волк - мышцы взбугрились, пот стекал по телу, - и он начал рассказывать историю о ребенке Рокфеллера, но с точки зрения африканских воинов, которые нашли и съели его. Как он это заслужил. Я воспринял это как угрозу, потому что это была угроза. Я был ребенком, и эти деньги, которые я потерял, я воспринял как своего рода плату за обучение.
Однажды, когда я был у Сирона, ко мне заглянул вздорный Стэнли Крауч. Стэнли Крауч дал понять, что ему не нравится, что Сирон играет с белым ребенком. Он не стал отвечать мне прямо. Не смотрел на меня. Я сидел на диване, пока он и Сирон оживленно наслаждались обществом друг друга. Стэнли рассказал историю о том, как Луи Армстронг нокаутировал Джека Тигардена, белого тромбониста, которая явно должна была поставить меня на место.
Но мне очень понравился Стэнли. Я постоянно сталкивался с ним в Ист-Виллидж, и мы спорили. У него был такой острый ум, быстрый и веселый, и он был очень уверен в своих мыслях и аргументах. Хотя, когда дело доходило до гонок, он был настоящей стервой.
Он управлял Tin Palace, небольшим джазовым клубом на углу Бонда и Бауэри. Я столкнулся с ним на улице в то время, когда The Lounge Lizards привлекали к себе много внимания в прессе, и сказал, что он должен заказать нас. Мы с легкостью заполняли Tin Palace на несколько вечеров вперед, и часто в нем никого не было.