Мы играли в Danceteria в Нью-Йорке. Выступление было ужасным. Толпа была жуткой. Мы уже много раз выступали там, но так жутко там не было.
После шоу мы были в гримерке, и я была очень подавлена. Моя подруга Лиз сидела на столе у стены, ничего не говоря, но все время наблюдая за мной.
Я был обескровлен. В гримерку входили незнакомые нам люди. Рокетс Редглэр ворвался туда сразу после того, как мне заплатили за выступление. Я расплачивался с ребятами с наличными в руке, и тут появился Рокетс. Он обладал сверхъестественной способностью точно знать момент, когда появятся деньги, и появлялся, скуля: "Джон, мне нужно двадцать долларов". Без устали: "Мне нужно двадцать долларов, Джон". Ходит за мной по пятам, пока я расплачиваюсь с группой. Тогда, в 1983 году, Рокетс весил триста пятьдесят фунтов. Высокочастотный вой, доносящийся из этого огромного судна, не имел никакого смысла. Он не прекращался, вы знали, что он не прекратится, он был почему-то прав. Вы действительно не могли закончить тем, что не дали ему 20 долларов.
Позже, перед самой смертью, я слышал, что Рокетс весил семьсот фунтов. Некоторое время у него не было зубов, так как он потерял их в драке, но потом, после того как дантист его вылечил, у него во рту появился огромный набор белых, скрежещущих зубов. Рокетс был стендап-комиком и очень убедительным актером. Он снялся в миллионе фильмов. Я смотрел "Talk Radio" с Эриком Богосяном на своем видеомагнитофоне и услышал голос Рокетса, который был одним из тех, кто звонил на радиошоу Богосяна. Я поставил видеомагнитофон на паузу, чтобы позвонить Рокетсу.
"Привет, я только что услышал твой голос на радио".
"Да! Я убью его в конце!" Он сказал это очень гордо, так как испортил для меня фильм.
Рокетс принимал 120 миллиграммов метадона в день, каждый вечер выпивал бутылку "Столи" и много фрибэйса. Если я проводил рядом с Рокетсом один вечер, мне требовалось три дня, чтобы прийти в себя.
Когда мы засиживались у него дома, он начинал рассказывать о монстре Огненного Побега, причем поздно ночью. Не то чтобы он видел в этот момент Fire Escape Monster, но можно было сказать, что в прошлом у него были настоящие сражения.
Я не возражал против того, что Рокетс так много мычит после концертов. Это была просто часть жизни. Я любил Рокетса. Хотя он был лишен морали, особенно когда дело касалось наркотиков и денег, и хотя его комедийные номера были ужасны, Рокетсу было что предложить. Рокетс был настоящим. В моем мире Рокетс был законным гражданином.
Меня беспокоили все эти люди, протискивающиеся в раздевалку, которые были просто психически эгоистичны. Они ничего не давали, не сострадали, а просто брали. И то, что они брали, не поддается количественной оценке, но это было гораздо больше, чем деньги или наркотики.
В тот вечер толпа казалась лишь морем бессознательных, развратных кретинов. Мы не могли подняться над ней, и я был потерян. Пытаться сделать музыку красивой было опасно. Когда это не удавалось, она просто оставалась уязвимой и плоской. Единственной хорошей вещью, как ни странно, была "Billie Jean", потому что это была шутка, и мы ее провалили. Только шутка могла удержаться на плаву в той атмосфере.
Лиз сидела в углу и наблюдала за тем, как один придурок за другим заходит в дрянную гримерку и отрывает кусочек моей души. Они просили наркотики или билеты на выпивку. Неизбежный парень, который приходит сразу после шоу и рассказывает, что раньше играл на барабанах, а потом стоит так, будто это начало просветительской беседы. Теперь, как с музыкантом, у вас есть определенная связь, и вы должны уважать его за то, что он когда-то играл на барабанах.
"Давай немного порепетируем, ты первый".
Вот что я вам скажу: если вы не Элвин, мать его, Джонс, никогда не заходите за кулисы и не говорите группе, что раньше вы играли на чертовых барабанах.
Люди толкаются небольшими группами, чтобы нюхать свои наркотики вдали от остальных посетителей клуба, в вашей гримерке, при этом делая вид, что вас там нет. Гримерка должна быть убежищем артиста вдали от толпы. Место, где можно подготовиться к выступлению и спокойно отдохнуть после него.
Не было никакой святости. Эти люди, ворвавшиеся сюда, выходили за рамки дозволенного. Спрятаться было негде.
Кто-то вошел и спросил: "Как ты думаешь, что ты сегодня делаешь?"
"Все было хорошо, но..."
"Мне не понравилось. Мне показалось, что он дешевый и производный".
Я слишком устал, чтобы ударить его. Они прибывали толпами. Босх рисует на моей коже. Высасывая меня.
Лиз просто сидела на своем месте и смотрела на меня. Я подошел к ней и спросил: "Что ты теперь собираешься делать?"