Но этот ученый пошел еще дальше отрицания этого письма и подвергнул сомнению, чтобы в числе поводов к первому крестовому походу могла вообще идти речь о какой-нибудь просьбе греческого императора о западноевропейской помощи против сельджуков. По словам автора, у Алексея в то время не было настоятельной необходимости в военной помощи; известно, правда, что он был в деятельных сношениях с западными европейцами, в особенности с папой Урбаном II, но при этом шла речь о церковных делах; на синоде в Пиаченце, где греческое посольство встретилось с папой… речь, вероятно, должна была идти только о церковных делах. Поэтому (полагает Риан) мысль о крестовом походе была вызвана в голове папы не греческими просьбами о помощи, но жалобами на бедствия христиан в Иерусалиме и кроме того страхом перед Альморавидами, победителями Испании.
Но я не нахожу, что Риан привел до сих пор достаточные доказательства своего взгляда, как ни подкупает он на первый взгляд. Из византийской истории накануне крестового похода нам известно слишком мало точных подробностей, чтобы только на основании факта, что бедствие от сельджуков не было тогда смертельной опасностью, иметь право сомневаться в обращенной к папе просьбе о помощи. Решение зависит только от оценки сообщений, которыми мы обязаны некоторым западным хронистам того времени (главное место у Бернольда Sanct Blasien, Pertz, Mon. Germ; SS.V. 461). Но этим сообщением Алексей, правда, требовал от папы не настоящего крестового похода, но доставления значительной военной поддержки; и я до сих пор, как говорил, не могу убедиться, чтобы эти по всей видимости совершенно неподозрительные современные известия шли из того же источника, как epistola spurin ad Robertum comiteur.
Но если бы это было и так, но Риан, по крайней мере, допускает, что в церковных сношениях между Алексеем и Урбаном «se sont pentétre glises quelques mots relatifs aux ravages des Tures en Asie Minueres» такие слова могли бы сильно действовать в голове папы и составить решительный толчок для крестоносной проповеди. Риант думает, правда, что в таком случае Урбан призывал бы христиан на борьбу в Малой Азии, а не в Сирии. Но в уме папы волновались в пестрой смеси забота о Константинополе и о Иерусалиме, политические соображения и аскетическое стремление. Возвышение задуманного крестового похода с реальной политической почвы в мистические сферы было достаточно легко, а подстановка Иерусалима, как цель похода, вместо Константинополя, была бы тем менее поразительна, что Иерусалима можно было достигнуть только через Константинополь и после предполагаемого поражения сельджуков.
Во всяком случае, гораздо удивительнее была бы замена малоазиатского театра войны сирийским, если бы, как хочет Риан, наступление Альморавидов в Испании главным образом побуждало папу к крестоносной проповеди. Правда, у него могла быть несомненно такая же забота об Испании, как и забота о всех древнехристианских землях, которые в то время были уже в руках магометан или которым они угрожали. Но чтобы объяснить, каким образом Урбан для поддержки испанцев мог задумать крестовый поход в Азию, Риан должен принять, что в то время не вполне ясно представляли значение слова «Гиспания» (хронисты того времени называют Гиспанией как Испанию, так часть Азии через испорченное Испагань) и что при полном незнании политических отношений внутри магометанского мира думали оказать пользу испанцам посредством диверсии в Азию.
Итак, пока я не могу считать доказанным утверждение Риана, что греки не ждали никакой военной поддержки от западной Европы и что они во всяком случае были поражены крестовым походом. Но я все-таки хотел бы оставить за собой окончательное суждение об этом вопросе до тех пор, пока Inventaire Риана не будет закончен, по крайней мере для века первого крестового похода, так как, быть может, из ожидаемых там новых сообщений могут последовать обратные заключения.
Но если бы даже Риан оказался тогда прав, то относительно главнейшего вывода, который мог быть связан с его словами, мое изложение политики Комненов нисколько бы этим не опровергалось, а напротив, сколько я вижу, было бы только подтверждено. Император Алексей, как ни было тогда трудно устроить соглашение между греками и крестоносцами, полезное для обеих сторон… только еще яснее и решительнее, чем до сих пор можно было принимать, поставил бы себе задачей прийти к такому соглашению, не унижая крестоносцев до орудий своего властолюбия, до удобной опоры для своей империи, но доставляя им справедливые уступки и ведя с ними переговоры, как две равные силы. Политика Комненов и по мнению Риана сделала грубую ошибку, которая в большей мере повела к неудаче крестовых походов… и которую я в заключение не могу выразить лучше, чем словами, в которых сам Риан говорит об императоре Алексее: «qui revait deja ľempire universel, qui garda toujours, dans les circonstancen les plus difficiles un sentiment éxagéré de sa digntté personnelle qui, plus tard, mit la tenacite qui ľon sait á faire les chefs de la 1-re croisade ses hommes liges et ses débiteurs enfin qui ue vouleit des Latins qu'á titre ďauxiliaires salariés, jamais ďallies et encore moins de liberateurs».