Особенно я хочу, чтобы вы знали, что Р. де Парке[603] и Р. де Монмирайль[604], и А. де Бов[605], стремившиеся идти к Иерусалиму, Ю. де Бов[606], и Симон де Монфор, и Р. Недобрый Сосед[607], и аббат де Во[608], учинившие большое несогласие в войске участников похода, устремились к королю венгерскому; они оставили наше войско и покинули нас при смертельно тяжких обстоятельствах. Зато всячески восхвалим венецианского дожа, мужа благоразумнейшего и умудренного в трудных советах. Было содеяно, конечно, и многое иное, лучшее и славнейшее сказанного. Но я постараюсь только удовлетворить вас объяснением того, почему главным образом мы стремились прибыть к царственному городу: разумеется, потому, что выполняли дело Спасителя, [такое], чтобы восточная церковь, столицей коей был Константинополь, с императором и всею своею империею признала бы себя дочерью своего главы — римского первосвященника и преданно повиновалась бы ему во всем с надлежащим смирением. Даже сам ее патриарх[609] одобрял это дело; он согласился принять паллиум — знак своего достоинства — от верховного первосвященника, имея в виду добиваться затем Римского престола, в чем сам, вместе с императором, принес клятвенное заверение. К этому наш император клятвою обязался нам честно и сполна выполнить все, что было обещано: переправиться вместе с нашими к середине текущего марта, имея с собою 10 000 ратников, доставлять в течение года продовольствие всему воинству господнему и продлить на год наш договор с венецианцами. Послав также со своей и с нашей стороны послов к вавилонскому султану[610] — обладателю Святой земли, он потребовал, чтобы тот, выказывая уважение к народу христианскому пред лицом своего неверного народа, ожидал бы благодати и милосердия божия к истреблению неверия.
Итак, мы, соблазненные такими выгодами и задержанные священною надеждою будущих благ, решили зазимовать у вышеописанного города, и об этом мы хотим уведомить наших братьев, которые ожидают в заморских странах нашего прибытия, чтобы они, услышавши радостную молву о наших удачах, участниками каковых мы и их считаем, чтобы они, подкрепленные святой надеждой, ожидали бы будущего с большей твердостью.
Patrologiae cursus completus accurante J.-P. Migne, t. 213, Paris, 1855, col. 1041—1044.
VIII. Крестоносцы в Константинополе (1203)
Из «Истории» Никиты Хониата
...Благодаря необычайно счастливому плаванию (потому что на всем пути в море дули тихие и самые благоприятные для их кораблей ветры) латиняне появились у Константинополя[611], прежде чем в городе узнали об их приближении. Они подошли к Халкедону, а вскоре затем подступили к Перее[612], лежащей на противоположном, восточном, берегу залива чуть ниже Диплокиона[613] (военные корабли — на веслах, грузовые — на парусах) и встали там на якорь на таком расстоянии от суши, чтобы быть вне пределов досягаемости стрел. Дромоны[614] же причалили к Скутари...[615].
603
Вероятно, Роже де Монмирайль — рыцарь из Фландрии, имя которого встречается и у Виллардуэна.
607
Робер Мовуазен — рыцарь из Иль де Франс: буквальный смысл его прозвища, ставшего фамильным обозначением, — «Недобрый Сосед». Это имя также встречается в перечне рыцарей-крестоносцев, приводимом у Виллардуэна.
608
Аббат обители де Во — цистерцианский аббат, возглавлявший ту часть рыцарства, которая была настроена против поворота крестоносной рати в сторону Константинополя.
613
Район Константинополя (совр. Бешикташ) на европейском берегу Босфора, получивший название от двойной колонны, расположенной там.