XXXIII. Тогда пригласили всех, без исключения, баронов воинства, равно как и венецианцев, и когда все они собрались, дож Венеции встал и произнес такую речь: «Сеньоры, — сказал дож, — теперь нам представляется благоприятный случай двинуться на Константинополь, ежели вы это одобрите: ведь с нами — законный наследник [трона]». Ну, правда, нашлись и такие, которые не одобрили поход на Константинополь, говоря: «Ба! Что нам делать в Константинополе? Нам нужно совершить наше паломничество, и мы собираемся [ведь] идти на Вавилон или Александрию, да и флот наш должен быть с нами всего лишь один год, а уж прошло полгода». Другие, однако, им возражали: «Что делать нам в Вавилоне или Александрии, когда у нас нет ни продовольствия, ни денег, с помощью которых мы могли бы туда отправиться? Лучше, прежде чем мы пойдем туда, воспользоваться благоприятным случаем и приобрести съестное и деньги, нежели итти туда погибать от голода. Тогда мы сможем действовать победоносно, а ведь он [Алексей] предлагает нам итти вместе с нами и в течение года содержать наш флот и всех нас на свой счет». И маркиз Монферратский ратовал больше всех прочих за то, чтобы итти на Константинополь, потому что он жаждал отомстить за зло, некогда причиненное ему императором Константинополя (тем, который тогда был императором). Теперь мы прервем свой рассказ и поведаем вам о кознях, из-за которых маркиз ненавидел императора константинопольского.
Далее автор, возвращаясь к более ранним временам, повествует о внутриполитической борьбе в Византии в 1186 г. (мятеж Враны), когда маркиз Конрад Монферратский, брат Бонифация, предводителя рыцарства в IV крестовом походе, якобы оказавший Исааку II Ангелу поддержку против мятежников, сам едва не стал жертвой коварства василевса. Рассказ наполнен историческими несообразностями и домыслами.
XXXIX. Теперь мы поведали вам о кознях, вследствие которых маркиз Монферратский ненавидел императора константинопольского, и о том, почему он особенно старался и советовал больше, чем кто-либо другой, двинуться на Константинополь. Вернемся же к нашему прерванному ранее рассказу.
Когда дож Венеции заявил баронам, что теперь им представляется подходящий случай направиться в землю Константинопольскую и что он стоит за это, все бароны выразили согласие и одобрили такой план. Затем запросили епископов, будет ли грехом итти туда, и они ответили и сказали, что это не только не явится грехом, но, напротив, актом благочестия, ибо с того момента, как, с ними находится законный наследник, лишенный [своего] наследия, они вправе оказать ему помощь для отвоевания его [законного] права и отмщения его врагам. После чего молодого человека заставили поклясться на Евангелии, что он исполнит условия соглашения, заключенного ими ранее.
XI. Итак, все пилигримы и венецианцы согласились принять план отправиться к Константинополю. Они подготовили свой флот, собрались сами и вышли в море. Плыли они так хорошо, что [вскоре] прибыли к гавани, называемой Бук д’Ав[535] и лежащей в сотне миль от Константинополя.
Эта гавань расположена на месте, где некогда стояла Великая Троя[536], при входе в рукав Святого Георгия[537]. Отсюда они двинулись дальше по рукаву Святого Георгия и достигли одного лье от Константинополя. Здесь они обождали остальных, пока не собрались вместе все корабли. Когда вся флотилия, все суда съехались, они [крестоносцы] украсили свои корабли столь прекрасно, что это было самое великолепное зрелище на свете. Жители Константинополя, увидевшие эту, столь прекрасно изукрашенную флотилию, сочли ее за чудо: они взбирались на стены и на крыши домов, чтобы поглядеть на это чудо. А те, кто находились на кораблях, рассматривали величину города, который был столь длинен и столь широк, и дивились этому. После этого они поплыли дальше и вошли в гавань Халкедон, что по ту сторону рукава Святого Георгия.
Robert de Clari. Op. cit., p. 30—40.
Из мемуаров Жоффруа Виллардуэна «Завоевание Константинополя»
108. Между тем прошло уже столько времени, что наступил великий пост; и они стали приготовлять свои корабли, чтобы отплыть к пасхе. Когда корабли были нагружены, на следующий день после пасхи[538] крестоносцы вышли из города и расположились в гавани; а венецианцы разрушили и город, и башни, и стены.
109. И тогда произошел случай, который очень плохо сказался на войске: ибо один из высоких баронов, по имени Симон де Монфор, заключил договор с королем Венгрии, врагом крестоносцев, и поехал к нему, покинув войско. С ним отбыли его брат, Гюи де Монфор, Симон де Нофль и Робер Мовуазен, и Дрэ де Крессонак, аббат де Во, который был монахом цистерцианского ордена, и многие другие. А вскоре не замедлило последовать и то, что к королю венгерскому отправился другой высокий сеньор из войска [крестоносцев], по имени Ангерран де Бов, и его брат Юг, и те из их вассалов, которых они смогли увести[539].
535
В переводе буквально означает «горловина воды» (Boux d’Ave — Bouche d’Eau). Робер де Клари, используя своеобразную народную этимологию, переводит таким образом на французский язык греческое название гавани Авидос, расположенной при входе в Дарданелльский пролив.
538
В 1203 г. этот церковный праздник приходился на 6 апреля. Следовательно, крестоносцы ушли из города 7 апреля.
539
Относительно времени этих событий сведения хронистов расходятся. Если, по сообщению Виллардуэна, данная группа рыцарей и церковников покинула войско уже после того как крестоносцы собрались отплывать из Задара, то, согласно Роберу де Клари, Симон де Монфор и Ангерран де Бов покинули войско еще накануне осады Задара, т. е. в ноябре 1202 г. Ко времени после взятия города относит отъезд части крестоносцев Аноним Гальберштадтский; автор «Константинопольского опустошения» связывает это событие с заключением договора крестоносцев с царевичем Алексеем, т. е. датирует его январем 1203 г.