Во второй четверти XIX в. одновременно с Николаевом бурно рос и развивался Севастополь — как город и как военно-морская база — вплоть до начала Крымской войны в 1853 г. Его развитие отражало растущую роль Черноморского флота как стратегического инструмента внешней политики России. В этот начальный период развития города главный вклад в его историю внесли три человека: Николай I, адмирал Лазарев и Джон Аптон, британский инженер-строитель, работавший в Севастополе с 1830-х гг. до самой смерти в 1851 г. Совместные усилия императора, адмирала и инженера в значительной степени определили развитие Севастополя и Черноморского флота почти на два десятилетия. В начале 1854 г. в город приехал четвертый человек, сыгравший не менее выдающуюся роль в истории города, — генерал-лейтенант Эдуард Иванович Тотлебен. Он руководил обороной Севастополя во время войны. Впоследствии Тотлебен написал первую подробную историю этой военной операции[239]. Шесть бомбардировок Севастополя союзниками (с октября 1854 по сентябрь 1855 г.) и последующее разрушение его военно-морской инфраструктуры уничтожили все, что создали эти четыре человека. Тем не менее их вклад в историю и наследие Севастополя остается очень значительным.
Теоретики военно-морской стратегии давно отмечали разные роли флотов. Потенциальные задачи в мирное и военное время многочисленны и взаимно дополняют друг друга. В их число входят: демонстрация флага, охрана торговых путей, блокада вражеских стран, бомбардировка целей на берегу, сдерживание других флотов и, не в последнюю очередь, поиски флота противника и боевое столкновение с ним. Конечная цель любого флота — сохранение господства на море. Последняя цель труднодостижима, и поэтому корректнее говорить о «превосходстве на море». Более того, существуют значительные возможности для кооперации между наземными и морскими силами в ходе совместных операций[240]. Сдерживающая роль одного флота по отношению к другому отражается в таком термине, как «боеготовность флота», который получил распространение среди военно-морских специалистов в конце XIX в.[241]
Разнообразие задач, стоящих перед военно-морским флотом, ярко выявилось во время Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. В этом конфликте Россия если и не господствовала на Черном море, то обладала подавляющим превосходством — вследствие ущерба, который понес турецко-египетский флот при Наварино 20 октября 1827 г. Это сражение в Восточном Средиземноморье (в поддержку греков, боровшихся за независимость от Османской империи) закончилось полным разгромом турецко-египетского флота объединенными русскими, французскими и британскими силами под командованием вице-адмирала Королевского флота сэра Эдварда Кодрингтона. Поскольку для российского флота турецкие проливы были закрыты, русские военные корабли, участвовавшие в сражении (четыре линейных корабля и четыре фрегата), принадлежали Балтийскому, а не Черноморскому флоту. Франция и Британия заключили мирный договор с Турцией, но Россия воспользовалась слабостью Османской империи и в апреле 1828 г. объявила ей войну. В результате потерь в Наваринском сражении турецкий флот теперь состоял всего из шести линейных кораблей и трех фрегатов. Российский Черноморский флот, имевший в своем составе девять линейных кораблей и четыре фрегата, получил численное преимущество[242]. Таким образом, впервые после основания Севастополя в 1783 г. Россия демонстрировала свою военно-морскую мощь на Черном море с минимальным риском противодействия враждебного государства. И тогда, и теперь для России было важно поддерживать значительные военно-морские силы в регионе.
Возможно, самый поразительный пример морского сражения во время войны 1828–1829 гг. характеризуется не масштабом, а неравномерностью. 14 мая 1829 г. 18-пушечный бриг «Меркурий» водоизмещением 445 тонн[243], спущенный на воду в Севастополе в 1820 г. и находившийся под командой капитан-лейтенанта Александра Казарского, в одиночку противостоял двум гораздо более крупным турецким судам и, вопреки всему, победил. Этот знаменитый бой произошел после того, как три русских корабля столкнулись с превосходящей по численности турецкой эскадрой недалеко от пролива Босфор. Два русских корабля, фрегат «Штандарт» и бриг «Орфей», смогли спастись бегством, но за «Меркурием» началась погоня, и он оказался зажат между 110-пушечным «Селимие» и 74-пушечным «Реал-беем». Положение казалось безнадежным — огневая мощь турок в девять раз превосходила огневую мощь брига. Однако в сражении, морском или наземном, не все определяется количеством. Казарский, один из самых храбрых и изобретательных молодых офицеров Черноморского флота, решил, что не спустит флаг и примет бой. Искусным маневрированием с помощью парусов и весел и точным пушечным огнем он сумел вывести из строя корабли противника, повредив их такелаж. Несмотря на двадцать попаданий в корпус и не менее 300 попаданий в паруса и такелаж, упрямый маленький бриг сумел уйти от погони, что свидетельствует о прочности его конструкции, а также об искусстве капитана и команды. Потери русских были на удивление малы: всего четверо убитых и шестеро раненых. За проявленную отвагу Казарский и многие члены его экипажа были награждены и повышены в звании, и всем им до конца жизни было назначено двойное жалованье.
239
240
Классический труд о совместных наземных и морских операциях:
241
«Боеготовность флота», по определению вице-адмирала Филиппа Коломба 1891 г., показывает, что «флот способен и желает атаковать врага, стремящегося высадиться на территории, которую эти силы обязаны защищать». Другие авторы, в том числе Альфред Т. Мэхэн, Джулиан Корбетт и Джеффри Тилл, предлагали другие интерпретации. Современный анализ см. в статье выдающегося историка военно-морского флота:
243
Для сравнения: современный минный тральщик Королевского флота класса Sandown имеет водоизмещение около 600 тонн.