Лейла зачерпнула деревянной ложкой кусочек кушанья. Тонкость ароматов удивила ее.
— Очень вкусно!
Согдиам засиял от гордости.
— Но ведь это не твои кулинарные опыты опустошили корзины, — вернулась к предыдущей теме Лейла. — Та женщина, которая к вам пришла, отчего она причитала?
— Уж если тебе что втемяшится… — вздохнул Согдиам. — «Ни крошки муки, ни крошки муки, нечего есть!» — вот что она говорила, причитая. И что у нее трое детей, которых нечем кормить.
— А дальше?
— А дальше она устроила такой тарарам, что Ездра был вынужден оторваться от занятий. «Согдиам, почему ты допускаешь, чтобы на моем дворе стоял такой гвалт?» Я объясняю. Он спрашивает: «Почему ее муж не приносит ей еду для детей?» А мне откуда знать? Я задаю вопрос женщине. Она отвечает, что у нее нет мужа. Ездра сердится: «У нее три сына и нет мужа?» Тогда я ему напомнил, что у моей матери тоже был сын и не было мужа. «Потому ты и взял меня к себе!» — так я сказал. А у Ездры был такой черный взгляд. Взгляд как безлунная ночь — вот как я его называю. А учитель Барух, как всегда, смеется себе в бороду и молчит. А женщина все плачет и плачет во дворе. Так жалобно, что у вас аж зубы скрипят. Ездра решился и говорит мне: «Дай, что ей нужно, только пусть перестанет плакать. Я хочу спокойно заниматься». Ну вот и все.
— Что — ну вот? Ты ей отдал все ваши припасы?
— Нет. Только еды на четыре дня.
Лейла покачала головой, слишком удивленная, чтобы как-то реагировать. Потом спросила, давно ли это было.
— В месяц кислев, чтоб уж быть точным.
— И с тех пор вы ее кормите из своих запасов? Поэтому ваши корзины и опустели?
Согдиам опустил голову, чтобы скрыть лукавую усмешку.
— Ее и других.
— Других?
— Через четыре дня женщина вернулась. И не одна. С ней пришли еще шесть женщин. Помоложе ее, они тоже живут в зорифах. Но эти не плакали. Они объяснили, что оказались в таком же положении, как и та, первая. Один или два ребенка, и без мужа. А так как лето и осень были очень сухими и урожай был небогатым, то им не разрешили собрать остатки колосьев. У них живот свело от голода. Это было видно, клянусь тебе.
— И ты им дал, как той, первой.
— Сначала я спросил у Ездры. У него опять взгляд стал как безлунная ночь. Но не надолго. Он спросил, хватает ли у нас припасов. Я сказал, что да. «Тогда дай им. Пусть не плачут. Дай, но смотри, будь справедлив при раздаче: у одних детей больше, у других меньше».
Лейла помолчала, уставившись в одну точку. На одном дыхании спросила:
— Он так и сказал?
— Да.
Согдиам с тревогой смотрел на нее, кусая губы.
— Ты думаешь, я плохо поступил? Эти женщины, они как моя мать, и…
— Ох, Согдиам, — вздохнула Лейла, выдавливая из себя улыбку, чтобы сдержать слезы. — Ну разумеется, ты поступил правильно.
Как и предвидел Согдиам, учитель Барух позабыл и про свои боли в животе, и про целебный отвар, стоило ему учуять запах блюда, которое приготовил мальчик. На какое-то мгновение со слабой улыбкой на губах он погрузился в ароматы, исходящие из кухни.
— Аппетитно, — пробормотал он с просветлевшим лицом, пока Лейла устраивала его поудобнее. — Превосходно!
Согдиам помог Лейле принести сосуды и расставить миски на письменном сундуке. Глаза его гордо блестели.
— Я приготовил его специально для вас, учитель. И для вас тоже, — добавил он, поклонившись.
— Да благословит тебя Предвечный, мальчик, хоть ты и дикарь.
Согдиам стал очень серьезен.
— Это сегодня я дикарь, учитель. Может быть, когда-нибудь вы сделаете из меня настоящего еврея?
Учитель Барух издал квохчущий смешок.
— Если ты полагаешь, что можно стать правоверным евреем, занимаясь варкой репы и рыбы!.. Но, кто знает, может быть, Предвечный сделает для тебя исключение?
Ему вторил звонкий смех Согдиама, который пританцовывающей хромой походкой направился на кухню.
Укутывая хрупкие плечи учителя Баруха одеялом, Лейла заметила:
— Я не знала, что Согдиам так хорошо заботится о вас.
— О, для варвара у этого мальчика много неоспоримых достоинств, — проскрипел учитель Барух. — Возможно, Предвечный уже сделал для него исключение.
У окна, куда он придвинул свой табурет, Ездра не отрывал глаз от исписанного свитка, лежащего у него на коленях.
— Учитель Барух, не мог бы ты убедить Ездру, что ему тоже иногда нужно есть? Новости из Иерусалима не станут лучше, если он умрет от голода.
— Верно! Совершенно верно, голубка моя. Добавлю: и занятиям это тоже не на пользу. Как известно, на голодный живот и ученье не впрок.