Поднимаясь над водами Каруна на многие сотни локтей, высились скалы и гигантские стены Цитадели. Языками медного пламени пылали в отраженных лучах заходящего солнца вырезанные в Египте и перевезенные оттуда тысячами людей и мулов мраморные колонны, окружавшие царский двор, называемый Ападаной. За ними расстилались мраморные террасы, которые были еще просторнее дворцового двора. Их стерегли гигантские скульптуры, изображавшие быков, львов и крылатых монстров. Террасы соединялись лестницами, столь широкими и высокими, что могли бы вместить все население города. Но немногим давалось право ступить на них.
У подножия скал дворцы царского города, утопавшие в цветущих садах, плотным кольцом опоясывали Цитадель. В густом переплетении кедров и эвкалиптов угасали последние всплески солнечных лучей, отраженных ленивыми излучинами Каруна.
Кирпичная стена, испещренная маленькими квадратными оконцами, увенчанная высокими зубчатыми башенками, красными, оранжевыми и синими, последним кольцом окружала царский город, отделяя его от суетливых улиц. Улочки, зажатые между плоскими, выбеленными известью прямоугольными крышами, ровными, словно вырезанными лезвием, простирались далеко на восток, север и юг. Лейла едва угадывала их темные многолюдные провалы, откуда еще доносился гул жизни, где торопливая толпа спешила по делам, пока не опустились навесы торговых лавок.
Сад и дом Антиноя занимали широкий прямоугольный участок в богатом патрицианском квартале, примыкавшем непосредственно к царскому городу. Сад был старинный и пышный. Центральную аллею, которая вела от укрепленной ограды к дому, обрамляли стройные пальмы и кипарисы, почти такие же высокие, как сама башня.
Лейла прислушалась и замерла.
Сумерки уже вытянули свои тени. Она вгляделась в проем двери, ведущей на лестницу.
Едва слышный шорох.
— Антиной?
Из полутьмы выступило улыбающееся лицо. Лицо, которое столько раз являлось ей в грезах. Чуть широковатый нос с горбинкой, четко очерченные ноздри, нежные лепные губы, выгнутые брови и разрез век, скрывающих взгляд, который заставил ее задрожать.
Он еле слышно произнес ее имя:
— Лейла!
На нем была туника персидских воинов — короткая, с длинными рукавами. Алая, вся в широких рыжеватых разводах, она плотно облегала его торс. Узкие лосины из той же ткани спускались до щиколоток. Ремни сандалий высоко обхватывали икры. Львиная голова, отбрасывая золотые отсветы, украшала пряжку его тяжелого, шириной в ладонь, пояса. Три цепи, серебряная, золотая и бронзовая, соединяли ее с брошью в форме головы быка, приколотой к правому плечу. Фетровая лента с золотым шитьем стягивала его длинные, умащенные благовониями волосы. Ослепительная улыбка сияла в заплетенной множеством косичек бороде.
Он повторил ее имя, теперь уже смеясь и едва ли не крича:
— Лейла! Лейла!
Лейла тоже засмеялась. Он протянул к ней руки, ладонями вверх. Она медленно приблизилась, положила свои ладони поверх его горячих рук, и, словно заключив ее в объятья, Антиной сомкнул ладони над ее пальцами.
Отсвет заходящего солнца плясал в его зрачках.
— Это ты! — прошептала она.
Он поднес их сплетенные руки к своим губам, все еще смеясь, молча, словно ему не хватало дыхания. Смех чистой радости и ласки затопил их и заполнил все вокруг.
Их руки разъединились, и они слились в объятии. Поцелуи смели смех. Нетерпение смело поцелуи.
На долгое мгновение терраса вокруг них вместила весь мир. Город Сузы исчез. Время и перенесенные испытания перестали существовать. С ними осталось только глубокое полупрозрачное небо умирающих сумерек.
Неловко, как надолго разлученные любовники, они сбросили свои одежды, и все исчезло для них — время, воспоминания, нетерпение и страхи.
Они снова стали Антиноем и Лейлой.
Молчание усеянной звездами ночи нависло над городом, когда они, задыхаясь, разъединили сплетенные тела.
Внизу разбросанные тут и там горящие факелы освещали дворы красивых домов. В широких чашах плясало нафтовое пламя, отражаясь от стен Цитадели, образуя, как и каждую ночь, парящую во тьме ночи царственную диадему.
Антиной отвел руки Лейлы и поднялся с подушек. На ощупь нашел коробочку из яблоневого дерева с кремневым огнивом и трутом, и через мгновение с потрескиванием вспыхнула смола факела.
Лейла заново открывала для себя тело, которое только что в темноте сливалось с ее собственным. Антиной похудел, ямочки над крестцом запали глубже. Годы, которые он провел вдали от нее на войне против греков и брата Царя царей, закалили его.