— Но почему? — удивилась я.
— Потому что у них нет большого пальца!
Это было правдой. У левитов стало традицией отрезать себе большой палец. Причина этого восходила к первым годам изгнания. Поскольку священники по повелению царя Давида прекрасно играли на десятиструнной лире, что было необходимо для выполнения их священных обязанностей, Навуходоносор решил сделать из них музыкантов. Поэтому левиты отрезали себе большие пальцы, чтобы их не могли принудить к подобному унижению. И так же поступали из поколения в поколение их сыновья.
— Ездра, — спросила я его, — почему ты доводишь себя до изнеможения, как если бы ты был совсем один?
Еще раз я спокойно повторила ему то, что так часто говорила до момента, когда он предстал перед Артаксерксом:
— Доверься Яхве. Если Он хочет, чтобы ты пошел в Иерусалим, если Его воля в том, чтобы ты восстановил Храм, если Его желание в том, чтобы все жили по Закону, который тебе так дорог, то зачем бы Он воздвигал препятствия на твоем пути?
— Потому что мы так нечисты и несовершенны, что Он не может любить нас, — простонал Ездра.
— Разве не в этом причина, по которой мы пустились в путь? Разве не для того, чтобы стать лучше? Чтобы научиться жить согласно Закону? Чтобы вновь вступить на дорогу праведности и Завета?
— Мы так далеки от этого, Лейла! Так далеки!
Я засмеялась.
— Но мы пока только в Вавилоне! Мы еще не пересекли пустыню. И вполне возможно, что Яхве не так нетерпелив, как ты. К счастью для нас.
Мы поспорили еще немного, и каждый защищал свою точку зрения, а в конце концов Ездра сказал:
— Сверни свой шатер и с этого вечера ставь его рядом с моим.
Я согласилась, но не без колебаний и с двумя условиями: во-первых, Согдиам и Аксатрия останутся со мной, а во вторых, жены, сестры и дочери тех, кто его окружает во главе колонны, тоже смогут к ним присоединиться. И он уступил.
Таким образом, на следующий день мне удалось, к большой радости Согдиама, убедить Ездру не назначать нового очистительного поста. Дорога и так слишком ослабила многих. Нам нужны были силы, а не голод. Ездра нехотя согласился. Его молодым клевретам мое появление и появление других женщин не доставило особой радости. А доводы, которыми я убедила Ездру отложить пост, их убедили куда меньше. С этого дня они смотрели на меня с недоверием, которое со временем так и не развеялось, совсем наоборот.
Как бы то ни было, в тот день Ездра велел воздвигнуть алтарь. Вместо поста три дня длилось сожжение великолепных даров. В огне сгорело около ста баранов, почти столько же ягнят, больше десяти быков и козлов отпущения. Дым от горящего жира покрыл лагерь, а запах, впитавшийся в ткань шатров, не выветривался еще целую луну.
За это время Захария успел вернуться с сотней молодых левитов, каждый из которых обладал большим пальцем, но малыми знаниями.
И мы остались на четыре шабата в Вавилоне. Ездра подкрепил свои силы, вновь обрел уверенность и покой. Наконец среди двух больших семей, потомков родоначальников, указанных Давидом, он смог выбрать двенадцать священников, которым предстояло служить в Храме. Это были Шеревия, Хашавия и их братья.
По этому поводу вечером был устроен праздник с песнями, и мы им воспользовались, чтобы приободриться и дать волю беззаботности. Это было еще одним доказательством того, что рука Яхве простерта над головой Ездры.
Но не обошлось и без склок: едва выбрали священников, как те, кому предстояло отвечать за священные предметы Храма, сразу же начали тревожиться по поводу предстоящей дороги:
— Ездра, нам предстоит еще два или три месяца странствий. Мы должны будем пересечь пустыню, а известно, что она кишит амаликитянами и всякими разбойниками, которые как мухи налетят на наши богатства!
Ездра объяснил, что отныне нас очень много, можно сказать, целый город в дороге… Мало кто решится на нас напасть.
— Это ты так думаешь, Ездра! Ты провел, да благословит тебя Предвечный, всю свою жизнь за занятиями и таких вещей знать не знаешь. Но войти вглубь пустыни — это другое дело! Счета нет и тем, кто там пропал, и тем, кого ограбили. И счета нет изнасилованным женам, матерям, сестрам и дочерям…