Я промолчала, потому что Ездра уже давно, еще задолго до нашего прихода в Иерусалим, не прислушивался к моим словам. Он просто хотел, чтобы я была рядом. Мудрость в те дни не заботила его. Не заботила она и тех, кто толпился вокруг него с восхвалениями на устах.
Несмотря на долгие споры, решение не стало неожиданностью.
Ездра объявил, что нет ничего более срочного, чем очищение Храма.
Как и предвидел Яхезия, нам пришлось поставить шатры до самой долины Хеврона. После этого Ездра предложил всем, будь они священниками, левитами или нет — всем, кто собирается работать в Храме, соблюсти двухдневный пост, питаясь одними молитвами, дабы достичь состояния чистоты, необходимой для той миссии, которая их ожидала.
Но, увы, все обернулось совсем по-другому.
Мы с Аксатрией стирали белье, когда за нами в сильном возбуждении пришел Согдиам. Он торопливо потащил нас за собой к Водным воротам.
С самого утра Ездра с помощью священников соблюдал пост и совершал обряд очищения. Наиболее ревностные мужчины из нашего каравана тоже были с ним. Они молились вместе со священниками, выстроившись такими плотными рядами, что пробиться сквозь них было невозможно. Женщины поднялись на небольшой холм напротив входа в город, по другую сторону водоемов. Когда мы смешались с толпой, слух о необычайном событии уже облетел всех.
С того места, где мы стояли, можно было разглядеть белых верблюдиц, белых мулов и великолепные костюмы, которые как по волшебству появились из городских ворот. Ропот пробежал по толпе, как рябь по морю. С почтением, не скрывавшим страха, кто-то прошептал нам:
— Это Товия, великий слуга Аммона!
Я вспомнила это имя, которое упоминал Яхезия. Некоторые из нас поражались чуду возникновения белых верблюдиц и мулов, которые появились в городе, словно родились за одну ночь. Но Согдиам, посмеиваясь, объяснил, что он видел, как час назад они пришли по северной дороге и проникли в город через Иерихонские ворота.
Товия оказался толстым мужчиной, отдаленно напоминавшим евнухов Парисатис. Из-за своего телосложения и вечно недовольного вида он казался старше своего возраста. Товия тоже принадлежал к сынам Израилевым, но от отца к сыну их род отказывался признавать Яхве своим богом и подчиняться ему. Напротив, они воспользовались беспомощностью Иерусалима после изгнания, чтобы разграбить город, украсть все его богатства, высосать его силы и обратить их к своей выгоде. И это богатство он спесиво выставлял напоказ в то утро.
Но если ему нетрудно было ослепить тех, кто привык жить в бедности и упадке Иерусалима, то на нас его пышность не произвела никакого впечатления. Мы прибыли из Суз и Вавилона, из самой сокровищницы мира.
Конечно, за время путешествия мы покрылись пылью и стали похожи на оборванцев. Но наши воспоминания о Сузах, о ее Цитадели и Вавилоне были еще свежи.
Толстяк Товия велел принести серебряную стремянку, чтобы слезть с верблюдицы, и визгливым голосом, эхом отразившимся от стен водоемов, спросил, кто здесь Ездра.
С волосами, покрытыми пеплом, в разодранной на груди тунике, с бесценным свитком Моисея на груди и пылающими глазами Ездра предстал перед ним и с удивившим нас спокойствием спросил:
— Ты искал меня?
Товия выпятил от отвращения нижнюю губу, обошел вокруг Ездры, бросая презрительные взгляды в сторону священников, левитов и ревнителей веры. Все они были в таком же виде, что и Ездра, и казались естественным порождением окружавших нас развалин. Они встали такой плотной стеной вокруг Ездры, что толстый Товия и его стража были вынуждены отступить на шаг.
— Говорят, у тебя есть письмо Царя царей, который живет в Халдее! — прокричал он дребезжащим голосом. — Говорят, ты вошел в город Иерусалим, размахивая этим письмом и заявляя, что здесь ты у себя дома! Говорят, ты объявил Храм твоим храмом и храмом твоих священников. И что всякий, здесь живущий, должен подчиниться тебе и толпе пришедших с тобой только потому, что ты владеешь вот этим папирусным свитком!
До небольшого возвышения, где мы стояли, донесся гул возмущенных и протестующих голосов. Ездра поднял худую руку, требуя тишины, достал письмо Артаксеркса из футляра, где оно хранилось вместе со свитком Законов, и поднес его к самому носу Товии, но так, чтобы тот не мог к нему прикоснуться.
— Ты прав, — сказал он. — Вот письмо Артаксеркса Нового, Царя царей, царя, правящего в Иудее. И ты не прав. Иерусалим не принадлежит мне, точно так же, как он не принадлежит и тебе. Храм принадлежит только священникам. Каждое слово, слетающее с твоих губ, есть скверна. Это город, который Яхве предназначил сынам Израилевым. Здесь находятся храм и алтарь, где народ Завета приносит жертвоприношения Богу. Здесь земля Ханаана, где должны царить Законы и Праведность, которым Яхве научил Моисея. Я Ездра, сын Серайи, сын сынов Аарона, и если я стою здесь во исполнение Его воли, то потому, что рука Яхве на мне и на тех, кто последовал за мной.