Каждый считал себя ученей и хитрей других. Они без конца цитировали Патриархов и Пророков. Незадолго до очищения Храма старые священники, оставшиеся в Иерусалиме после смерти Неемии, не без колебаний, но с гордостью показали подвал, тщательно укрытый на другом конце города.
Там им удалось сохранить, несмотря на все грабежи, сотни папирусных свитков и даже несколько табличек давно минувших времен. По их словам, прежде чем принять любое решение, следовало обратиться к древним мудрецам и узнать, каково их мнение. Но и мудрецы былых времен тоже расходились во мнениях… И изнурительные споры возобновлялись, становясь еще более запутанными.
Никто больше не мог сказать, по каким правилам и установлениям мы должны устраивать нашу жизнь. И в этот день траура я была уверена только в одном: мы пришли в Иерусалим, стремясь к свету, но сейчас мы продвигаемся впотьмах. И тьма вокруг нас будет только сгущаться до тех пор, пока Ездра вновь не обретет всю силу своего разума и не будет в состоянии спокойно обдумать свои решения.
Я приказала Аксатрии и Согдиаму запереть на засов дверь нашего дома и приготовить отвары и еду.
Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы Ездра согласился поесть. Отвары Аксатрии сотворили чудо. Он заснул сном, который продлился два дня.
Все время его отдыха я была вынуждена отбиваться от яростных нападок священников и ревнителей веры. Они не могли перенести, что я оградила Ездру от забот. Они кричали и вносили смуту в умы всех, кто готов был их слушать.
Священники желали, чтобы в очищенном Храме безостановочно шли молитвы. По неясным причинам без Ездры это было невозможно. Левиты желали, чтобы Ездра обозначил их обязанности и согласно Закону и слову Давида определил их место и ранг. Наш дом был окружен плотным кольцом, но, по счастью, это не разбудило Ездру.
Поскольку я не уступала, они пришли к выводу, что я злоумышляла против них. Я не стала спорить. Но их умы раскалились добела. Страх перед возвращением воинов Гешема еще больше разжигал их гнев.
А я говорила им:
— Подождите только до завтра. Дайте ему немного покоя! Вы убиваете его, взваливая на него все заботы. Куда пойдете вы, следуя за его гробом? Неужели вы не можете разделить терпение Яхве?
Мои слова вызвали бурю протеста, как ветер вздымает искры пламени.
— Во что ты вмешиваешься, девица? — ответили они мне. — Ездра должен быть в Храме, дабы успокоить гнев Яхве, и ты хочешь этому помешать? По какому праву? Это не наше присутствие изнуряет Ездру, а глупость тебе подобных, которые не способны услышать гнев Яхве. Или ты не понимаешь, что играешь на руку Товии и Гешему? Ты пролагаешь путь тем, кто исходит ненавистью к Израилю! Ты погубишь Ездру, а заодно и нас!
Их неистовство нарастало с каждым словом. Согдиам не мог защитить меня. Те, кого он с такой преданностью кормил на протяжении недель, теперь обзывали его колченогим, бездельником, нохкри, иноверцем и безжалостно толкали его. Только когда Яхезия и несколько его друзей с оружием в руках встали перед моей дверью, нас оставили в покое еще на одну ночь.
Но наконец после доброй трапезы, после того как Аксатрия умастила бедное тело Ездры мазями и маслами, после того как она растерла его разбитые плечи, он немного пришел в себя.
Однако, когда я со смехом рассказала ему, как нам пришлось зубами и когтями отстаивать его отдых под градом оскорблений, он совсем не развеселился.
Сначала он вознамерился бежать к ним, как будто был в чем-то виноват. Я удержала его: дела могли немного и подождать. Я умоляла его поразмыслить в покое, пока его снова не увлечет вихрь криков и несовместимых желаний. Он со вздохом уступил, упав духом.
— Они правы, что впали в гнев. Лейла, я что-то делаю не так, когда пытаюсь управлять событиями. Не успели мы очистить Храм, как наши дома сравняли с землей! Не успели мы войти в Иерусалим, как началось все то же, что было при Неемии! Завтра мы восстановим дома, разрушенные вчера, но на следующую ночь Гешем или хорониты нападут на Храм. Или снесут крепостные стены, уничтожат урожаи на полях… Они ополчатся на что угодно, лишь бы причинить нам вред. Повсюду и без устали! Этому нет конца, ибо Яхве оставил нас. Я верил, что Он с нами, но нет! Завет по-прежнему нарушен, и вот каковы последствия.
Говоря, он теребил кожаный футляр, висевший у него на шее. Его глаза искали в моих утешения и доверия, которых я не могла ему дать. Горечь разрывала ему сердце, а мне нечем было ответить на его ожидания.