Я только что пела их над могилой Согдиама, моего ребенка.
И все женщины, окружавшие меня, подхватили их вместе со мной. Это было не так красиво, как наше пение у Водных ворот, но оно возносилось в горьком воздухе отчаяния, окружавшем нас.
Верно и то, что мы устали петь, провожая тех, кого мы хороним.
Совсем как мои пальцы устали и покрылись мозолями от пера.
У самых дряхлых из нас велико желание лечь где-нибудь на землю и наконец уснуть, погрузиться в вечное забвение, которое вскоре поглотит всех нас. Я читала это в глазах стариков, когда земля покрывала Согдиама. И удивилась, почувствовав в себе то же желание, я, которой нет еще и двадцати пяти лет.
Время от времени я подношу тыльную сторону ладони к губам. Там Согдиам коснулся меня в последний раз. Но моя кожа не сохранила воспоминания.
Яхезия ранен в живот, но он еще может говорить и указывать нам дорогу. Он попросил собрать всех, кто еще жив.
Он сказал, что мы должны идти к Соленому морю. Там есть гроты и в них легче защищаться, чем на открытой равнине. Он знал дорогу и показывал нам путь туда. Он боролся за каждый вздох, пока мы не увидели вдали скалы Кумрана и десяток гротов.
Вот где мы сегодня.
У нас нет земли, чтобы сеять, но нас защищают стены, которые мы возвели перед входами в гроты.
Вот где мы сегодня, зарывшись в норы, как зайцы в пустыне.
Раньше Согдиам иногда добывал для нас зерно в Иерусалиме.
Но Согдиам умер под своей повозкой.
Время от времени по ночам приходили бывшие мужья повидать детей и поплакать в их объятьях.
Но у многих из них больше нет жен. Они умерли или в руках людей Гешема, вот где они теперь.
Несколько раз бывшие мужья приходили приласкать отвергнутых жен и совершали движения, напоминавшие времена любви.
Потом они уходили.
Но эти ласки и любовь изгладились из умов и тел женщин, как изгладился Антиной из разума и тела Лейлы.
Я утверждаю и записываю: для нас, отвергнутых жен, время умерло.
Яхве изгнал нас, и время для нас умерло.
Вот истина, изреченная Лейлой, дочерью Серайи.
Никто не прочтет того, что пишу я, Лейла. Моя слова — это не слова мудрецов, пророков или Ездры. Они исчезнут в песках гротов Кумрана.
Но я пишу их, потому что слова должны повторять: эти женщины, эти жены невинны.
На их детях не было вины.
Я пишу: эта несправедливость пребудет на человеке до ночи времен.
Эпилог
Через год с небольшим после того, как иноплеменные жены были изгнаны из Иерусалима, один из жителей города остановил Ездру около Храма. Это было после вечернего принесения даров.
Он сказал:
— Я узнал, что твоя сестра Лейла вчера умерла.
Ездра напрягся, словно ему пришлось оживить давно угасшие воспоминания, чтобы понять то, что он услышал.
Потом он спросил, где она умерла, получил ответ, поблагодарил вестника и вернулся к своему делу. На тот момент дело это было весьма многотрудным, потому что он переписывал одно за другим все имена и обязанности священников, левитов, привратников Храма, тех, кто трубит в рога, и многих других, в соответствии с порядком отцов и князей от царствования Давида и Соломона.
Но на следующее утро, еще до рассвета, он разбудил десять молодых ревнителей веры.
— Идемте со мной. Моя сестра умерла у Соленого моря. Она не принадлежала более к женщинам Иерусалима, но она была моей сестрой. И мой долг похоронить ее согласно Закону. Если я не пойду туда, то кто пойдет?
Они взяли мулов и пересекли спящий город. Пустив мулов рысью, чтобы выиграть время и вернуться до наступления вечера, они выехали на дорогу в Вифлеем и поскакали в сторону покрытого красным пеплом, солью и булыжниками плоскогорья, нависавшего над обширной мрачной долиной у берегов Соленого моря.
Приблизившись к закраине плоскогорья, Ездра услышал странный гул, словно тысячи тысяч пчел роились над цветочным полем.
Он тревожно нахмурился. Подумал, что, может быть, Яхве готовится показать ему нечто необычайное.
И, ступив на дорогу, ведущую вниз в долину, он увидел то, от чего у него широко распахнулись и глаза, и рот, — это было пестрое море цветов человеческих, совсем как то, что расстилалось перед ним в тот далекий день у Водных ворот в Иерусалиме.
Их были тысячи. Не только отвергнутые жены и их дети, но и люди из города. Все они были там и пели в один голос, хороня в пыли Лейлу, его сестру.
Великое множество мужчин и женщин, детей и стариков, не дожидаясь позволения Ездры, хором пели слова Исайи, которые Лейла так любила: