Стремительно переоделась в приличную одежду из своего невеликого гардероба — студенческие комнатки не предполагали обилие одежды, и все же являться в выходной в форме Кет показалось неправильным, пусть детство в деревне не воспитало в девушке любви к нарядам. Для визита к капитану студентка выбрала одну из своих блузок, которые и так одевала под форму, и шерстяную, под цвет своих волос, жилетку. Под темно-коричневую плотную юбку длиной чуть выше голени Кетрин выбрала пару белых вполне элегантных, но, что куда важнее, теплых чулок. Вряд ли кому-то доведется их увидеть, ведь еще ниже- сапожки, и все же белые чулочки даже осенью остаются белыми чулочками.
Уже выпалив адрес, сидя в коляске, девушка погрузилась в сомнения. В конце концов, это лишь догадка, основанная на куче допущений.
После бесплотных часов, посвященных попыткам подобрать знак, чьи вершины хотя бы отчасти совпадали с местами убийств, Кетрин решилась зайти с другого конца и попытаться вписать убитых в знак четырехлистного клевера, в конце концов, не зря ведь именно этот знак возникал на шее каждой из жертв. Вот только четырехлистный клевер никак не ложился на карту города, если, конечно, центр хоть отдалено приходился туда, куда его полагала Ренс-младшая. Дело в том, что нижний лепесток оказывался за границей города в «Чащобе Берока», заповедном лесу, подпиравшем Поднивер на юге. И дело тут было не в том, что в лесу некого убивать. В конечном итоге, можно жертву и к дереву привязать, их и не найдет никто, а в том, что весь опыт Кетрин говорил о том, что такие шутки лесной дедушка точно не потерпит. Оно и в простом-то лесу может кончиться плохо, но в этот не зря даже и гулять ходили с опаской и то все вдоль тракта, не говоря уж о том, чтобы рубить деревья.
Но это не ставило крест на четырехлистнике, ведь особые ухищрения, правда, по учебе подступиться к их основам удастся лишь на четвертой-пятой ступени, позволяли искажать форму грамария почти до неузнаваемости — главное, чтобы линии не перекрещивались. И если предположить, что так все и было, скажем, сместить южный «лепесток» на восток, а пару верхних собрать в Северном и Новом районе….
Но куда важнее оказалось иное допущение — Знак Темпа-Кантар черный. Знак с 20 ключевыми точками по пять в каждом сгустке — Черный клевер, который выбрала Ренс-младшая. Один из листьев выходил полностью из второй, шестой, седьмой, восьмой и девятой жертвы, если, разумеется, предположить, что в других лепестках обнаружены были не все тела, ведь для этого знака была важна определенная последовательность. Сперва четыре точки малого круга, из которых не хватало четвертой и после лепесток за лепестком.
И разрисовать все это казалось очевидным. Вот только когда это точки, разбросанные по всему городу, из которых часть еще и отсутствует. Скажем, одно из тел при подобном раскладе должно быть посреди Лена.
И весь этот сумбур она должна была выложить капитану. Да на кафедре ей наверняка за подобные смелые обобщения поставили бы неуд. В конце пути Кет и сама готова была рвать на себе волосы. Поплатился, однако, лишь кончик косы. Но, в самом деле, не поворачивать же назад, когда коляска забралась уже на вершину Аркольского моста? Так бы вышло как минимум дороже.
И каково же было разочарование Кет, когда сколько она не трезвонила да не колотила в дверь, ей никто не ответил. Стоит отметить, что колотила Кет все же в рамках приличия, дабы не привлечь внимания соседей, консьерж и так бросил на нее подозрительный взгляд, когда она заявила, что идет к капитану Меллерсу. Хотя этот дед бросил бы на нее подозрительный взгляд при любом раскладе: слишком уж ее внешность примечательна.
Как бы там ни было, капитан либо умер либо ушел куда-то. Девушка верила, что не такая он свинья, что оставив свой адрес, смотался на целый день, а то и вовсе ушел на работу.
«Ну да, ну да, Рин, по-твоему он должен ждать, что ты явишься с разгадкой задачки, над которой он сам бьется не первую декаду, когда еще и суток не прошло, как он тебе задание выдал?»
Закралось подозрение в голову девушки. Не обнаружив ничего лучшего, Кет, спустившись на пол пролета, уселась на подоконник лестничного окна, выходившего во двор. Там, несмотря на вроде как не скрытое облаками солнце по крышам сараюшек да прочего хозяйственного хлама задних дворов, начинал накрапывать дождик, с каждым мгновением становившийся все сильнее. Большие капли принялись сбивать последние листья с березки, что росла метрах в десяти от окон, в то время как ручейки дождевой воды собирались в ямы в уже старой, порядком заросшей пылью да мусором мостовой.