Бурбон начал убывать, а с ним и головная боль Мюррея. Потом Веджвуд, прихватив бутылку, провел их по грязной, узкой улочке к дому с арками и витиеватыми балконами, который, как он выразился, больше других заведений в этом городке напоминает ресторан. Американец не смог остаться с ними, так как ему надо было отослать несколько радиосообщений, но он оставил им бутылку бурбона.
Внутри было очень жарко, пахло рыбой и летали ленивые, толстые мухи. Через минуту они переместились в патио с мелким прудом, в котором поблескивали три золотые рыбки. Хозяин, вежливый полукровка, вынес стол, стулья и четыре стакана. Еда, которую он подал, была отвратительной, но у них и так не было аппетита. После второго стакана бурбона Райдербейт откинулся на стуле и увлекся тем, что, отщипывая кусочки жесткого хлеба, скатывал их в комочки, окунал в бурбон и кидал в пруд, а потом наблюдал, как рыбки быстро поднимаются на поверхность и проглатывают корм. Каждый раз он радостно ухмылялся и напряженно ждал их реакции. Одна из рыб всплыла на поверхность с разинутым ртом, две другие ушли ко дну, немного подергались и замерли.
– Вот так! – воскликнул Райдербейт, разворачиваясь на стуле. – Вот вам пример поведения человека в сложных ситуациях: одни на плаву, другие тонут. Думаю, мы относимся к тем, кто на плаву, верно, Нет-Входа? Нет-Входа, ты не пьешь, ничтожный ублюдок!
Негр поднял голову со скрещенных на столе рук, он снова был в черных очках:
– Сэмми, ты знаешь, я не могу пить.
– После такого полета, как этот, ты еще как можешь выпить! – взревел Райдербейт.
– Перестань, Сэмми. Я устал.
Райдербейт нахмурился и плеснул себе еще бурбона.
– А вы пьете? – спросил он, поворачиваясь к Мюррею и Жаки Конквест, которые сидели в тени и баюкали свои стаканы. – Давайте, их надо освежить, – добавил Райдербейт и потянулся за бутылкой.
– Нам и так хорошо, – сказал Мюррей, ему совсем не хотелось смотреть на родезийца.
Бравада и веселость, которые он демонстрировал в USAID, по мере уменьшения бурбона переходили в раздражение и дурное настроение. Все, кроме Райдербейта, предпочитали молчать.
– Расскажи нам о Конго, – вяло сказал Мюррей, его волновало больше всего то, что и Райдербейт стал пить молча.
– Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать о Конго, Мюррей, мой мальчик, но позже. Сначала я хочу услышать, что делала на моем самолете эта миленькая маленькая миссис Конквест. Ты шпионила за мной, дорогуша? Собралась бежать к своему мистеру недоношенному Максвеллу Конквесту и донести ему, что этот Сэмюэль Райдербейт сунул свой нос на несколько миль за границу Северного Вьетнама, а потом посадил самолет на рисовое поле, и все потому, что он пару раз нюхнул фляжку с бренди! Так, дорогуша?
– Успокойся, – пробормотал Нет-Входа с другого края стола.
– Я спокоен и мил, Нет-Входа, – улыбнулся Райдербейт. – Просто хочу знать, что этой сладкой замужней леди было нужно на моем самолете.
– Вы сами знаете, – натянуто сказала Жаклин. – У меня было официальное разрешение, такое же, как у мастера Уайлда. Я фотографировала.
– Фотографировала чертовы облака или горы Северного Вьетнама? Как много снимков ты сделала?
– Это не ваше дело! – ее темные глаза засверкали, подчеркивая резкую белизну щек. – То, что вы спасли мне жизнь, еще не означает, что вы можете обращаться со мной, как со служанкой! – выкрикнула она. – Я сама могу позаботиться о себе, можете не волноваться, мистер Райдербейт!
Райдербейт криво ухмыльнулся в сторону пруда:
– Естественно, вы можете позаботиться о себе, миссис Конквест. Муж-цээрушник дает вам некоторое преимущество перед нами. Что касается меня, я готов умереть в любой день недели, – он скатал еще один комочек хлеба, окунул его в бурбон и на этот раз съел сам. – Я просто хочу знать, что вы делали на борту моего самолета, вот и все.
– Я вам уже сказала. Я записалась к вам на борт, чтобы фотографировать сброс риса. И вообще, какое вам до этого дело?
– Мне есть до этого дело, миссис Конквест. Потому что я – главный пилот, я один отвечаю за самолет – и мне есть дело до того, кто садится ко мне на борт и зачем.
– Я вам все объяснила.
– Остынь, Сэмми, – снова подал голос Джонс.
Мюррей напрягся, наблюдая за Райдербейтом и понимая, что родезиец нарывается на неприятности. Стакан Райдербейта был пуст. Он потянулся к бутылке и снова наполнил его, потом, рискованно откинувшись назад вместе со стулом, достал из портсигара, обтянутого свиной кожей, сигару, достал зажигалку и при ее пламени улыбнулся Жаки, как змея птичке:
– Ну так что ты собираешься рассказать своему ублюдочному муженьку, когда вернешься?
– Он даже не знает, что я с вами полетела.
– Ах, он даже не знает! – Райдербейт с грохотом опустился вместе со стулом на пол, он был сильно удивлен. – Почему, черт возьми?
– Оставь, – вмешался Мюррей. – Она тебе все объяснила. Хотела пофотографировать, развлечься скучным утром. Давай на этом закончим.
Райдербейт повернулся к нему и загадочно улыбнулся:
– Хорошо, солдат. Хорошо! Если ты так считаешь, я не буду спорить. Твой бизнес – мой бизнес. Если тебя не волнует присутствие жены цээрушника, меня оно тоже не волнует. Но, – он снова качнулся в сторону Жаки и направил на нее, как пистолет, свою горящую сигару, – если ты выдохнешь хоть одно слово, противоречащее рапорту мальчика Веджвуда, если хоть слово скажешь о Северном Вьетнаме, я сниму с тебя штанишки и задам твоей раскрасивой заднице такую порку, что ты неделю будешь кушать стоя!
Жаклин густо покраснела, а Мюррей сжал кулаки. Но не успел никто из них сказать ни слова, как Райдербейт вдруг рассмеялся, откинулся снова на стуле и выпустил в серый квадрат неба струю дыма.
– Хочешь послушать про Конго? Я расскажу тебе. В этой стране я провел лучшие дни своей жизни.