Мюррея это тоже волновало, пока Чарльз Пол не объяснил ему в чем дело.
– Это очень дорого – переиздать четыре тонны наличных, особенно если это международная валюта. Если бы это были банкноты по 1000 долларов, особой проблемы бы не возникло, так как их регистрируют. Но стодолларовые и пятидесятидолларовые банкноты – другое дело. Гораздо дешевле выделить один самолет и оплатить груз до Сан-Франциско.
– И рискованнее.
– Может быть, в госказначействе просто скупы? Сэмми, мы были женаты на богатых девицах, и ты знаешь, что у богатых странный подход к мелочам. Их не беспокоят несколько «роллсов» и «рено», но они готовы экономить на дешевом шерри.
Райдербейт все еще стоял лицом к окну, но по движению его плеч Мюррей понял, что родезиец беззвучно смеется.
– Мне нравится твоя аргументация, солдат. Это так фантастично, что может оказаться правдой. Но я хотел бы знать, со сколькими еще журналистами трепался твой сержант-янки?
– Он сказал, что до меня никогда не встречался с журналистами.
– Хорошо, тогда он болтал со своими приятелями из военизированной полиции, те со своими, потом заболтал весь город, несколько городов. Бангкок, Сайгон, Гонконг, Вьентьян, может быть, даже Токио, Лос-Анджелес, Бронкс. Так почему мы до сих пор ничего об этом не слышали?
Мюррей пожал плечами:
– Может, это секретная информация. Может, он никому об этом не рассказывал.
– Тебе он рассказал.
– Тогда он слишком много выпил.
– И как часто он слишком много выпивает?
– Откуда мне знать? Может, он уже говорил об этом раньше, но никто не обратил внимания. Может, все слишком заняты войной.
– К черту войну! Если этот сержант не трепло и через Сайгон действительно проходят такие деньги, почему до сих пор не нашелся гений, который бы додумался украсть их?
– Ты можешь также спросить, почему какой-нибудь блистательный юноша из Древнего Рима не изобрел порох и почему греки не изобрели пишущую машинку. Не спорю: во Вьетнаме все воруют и все продают. Оружие, виски, сигареты, бензин, запчасти, грузовики, драгоценности, даже меха, если они там их носят. Один американский интендант заключил стотысячный контракт на лесоматериалы для постройки домов для военных и превратил все дома в бордели. Но это мелкая и кратковременная операция. Идет война, и все, кроме законченных идеалистов, хватают все, что могут. Никто не думает о больших операциях. Никому в голову не приходит продавать несуществующие авианосцы, – он почтительно кивнул в сторону Райдербейта, и тот кивнул в ответ, – потому что такого рода преступления не совершаются во время войны, они из другой лиги. Действительно крупное, организованное преступление совершается в мирное время. Для этого требуется время и стабильность. Во время войны у людей просто нет времени додуматься до такого.
Райдербейт кивнул, все еще глядя в окно:
– А ты тот гений, у которого оно есть? – он резко развернулся и шагнул вперед. – Ты дьявольски хитер, Мюррей Уайлд! Ты умен и напичкан фантазиями, но ты мне так ничего и не сказал. Только какой-то блевонтин, который ты услышал от упившегося сержанта-сосунка в бангкокском баре.
Мюррей облокотился на подушку, боковым зрением наблюдая за стоящим у двери Нет-Входа и приготовившись двинуть родезийца ногой в пах, как только тот приблизится на нужное расстояние.
– А что еще ты хочешь услышать? – спросил он с притворной слабостью в голосе.
– Как ты собираешься пройти на самое строго охраняемое летное поле в мире и угнать самолет с миллиардом долларов на борту, чтобы при этом к тебе не обратился полицейский: «простите, сэр...»
– Мы будем этими полицейскими, – тихо сказал Мюррей. – Мой приятель сержант предложил мне неофициальную прогулку по полю. Он даже согласен одолжить мне форму и пистолет и провести к складу, где с ним все это случилось. Ты прав: Тан Сон Нхут – наиболее строго охраняемое поле в мире, но его охраняют от вьетконговцев, а не от таких, как мы.
Ни у одного вьетнамца нет ни малейшего шанса приблизиться к этим деньгам хотя бы на милю. Но в этом и вся прелесть. Они не хранят деньги там, где складируют оружие, потому что эта территория частая цель ракетных ударов Вьетконга. Они складируют их на задворках. Что же касается нас, журналиста или пилота «Эйр Америка», мы можем пройти на поле, махнув карточкой у ворот. А переодетые в форму военизированной полиции, мы, возможно, даже сможем подобраться к самолету. Главное – узнать время и место.
– И как мы это сделаем? – Райдербейт все еще был напряжен и заметно агрессивен, но он не сделал ни шага в сторону Мюррея.
– Я над этим работаю.
– С помощью Бензозаправки? – усмехнулся Райдербейт. – Или вашего француза из Камбоджи?
– Может быть, только им нужно время.
– Понимаю. Так, значит, твой сержант готов рискнуть нашивками ради того, чтобы переодеть тебя и показать летное поле? Никогда в жизни не слыхал о таких полицейских.
– Ну, может, он считает, что обязан мне, так как я его угощал. И потом у него зуб на старших офицеров. Во время нашей последней встречи я предложил ему одно дельце. Для того чтобы проверить, как у них обстоят дела с безопасностью, я и двое моих друзей-журналистов останутся после комендантского часа на поле и будут его патрулировать по периметру. Сержанту понравилась моя идея, он решил, что из этого может получиться неплохая история за счет штаба.
– Еще бы, черт возьми. И, патрулируя, мы просто-напросто остановимся возле самолета с миллиардом на борту и попросим команду покинуть самолет?
– У тебя есть идея получше?
Райдербейт вздохнул и снова сел в кресло.
– Кинь мне бренди, – Мюррей бросил фляжку, и Райдербейт сделал большой глоток. – Чертовщина какая-то. Это настолько невероятно, что может сработать. Мы захватываем самолет, взлетаем, а потом что? Ты что думаешь, они не поднимут все, что имеют, в воздух, чтобы нас обнаружить?
– Это следующий пункт, над которым предстоит поработать, – сказал Мюррей. – Но от Сайгона до камбоджийской границы пятьдесят миль прямого полета. Им придется действовать очень быстро.
– Твой сержант сказал, каким самолетом они пользуются?
– «Карибоу».
Райдербейт кивнул:
– Замечательный самолет. Загруженный под завязку развивает скорость до ста восьмидесяти – двухсот узлов. Со времени взлета у нас будет пятнадцать минут. И что потом? Приземлимся в Пномпене и задекларируем все на таможне?
– Мы полетим во Вьентьян. Ты знаешь намнгумскую плотину в двадцати милях к северу от города? – Райдербейт кивнул. – Отличное место. Пятьсот футов в длину и достаточно широкое, чтобы посадить тяжелый самолет. При наличии удачи и хорошего пилота. Там полно самой разнообразной техники, чтобы разгрузить самолет и столкнуть его в резервуар. Это очень важно. Мы должны спрятать самолет по крайней мере на сорок восемь часов. Резервуар достаточно глубокий и темный, чтобы скрыть его на недели.
Райдербейт замер в кресле. Мюррей понял: теперь он заинтересован полностью.
– Мы загружаем грузовик на десять тонн и до рассвета перевозим все в аэропорт. Пакуем все в мешки для риса, загружаем их на один из ваших обычных благотворительных рейсов и взлетаем так же, как сегодня утром. С той лишь разницей, что мы не вернемся.
Физиономия Райдербейта растянулась в болезненной улыбке:
– Мне нравится, солдат. Мне все это очень и очень нравится, – он посмотрел на Джонса. – А ты что думаешь, Нет-Входа?
Негр кивнул:
– Мне кажется, вероятность очень велика, мистер Уайлд.
Откуда-то издалека донеслись глухие хлопающие звуки.
– Похоже на вертолет, – пробормотал Мюррей, но никто не сдвинулся с места.
– Итак, это будет наш последний «роллер-коастер» на север, – наконец сказал Райдербейт. – Еще одна команда бедняг из проклятой «Эйр Америка» исчезнет без следа. А что потом?
– Мы оказываемся на территории, где, по твоим же словам, закон не так силен, и можем попробовать сделать многое, за настоящую цену. Опиумные пути. Например, через Бирму в Индию. С такими деньгами мы можем купить все бирманское правительство.