На самом деле, уже во время последнего земского съезда в ноябре 1905 г. многие земские собрания отмежевались от радикальных позиций съезда. Так например, городской голова Киева в телеграмме сообщил съезду, что киевская городская дума не уполномочила своих членов, присутствовавших на съезде, принимать в нем участие и что вообще она нисколько не согласна с деятельностью съезда12. Такое противоречие между тенденциями земских съездов и настроением земских собраний в губерниях, выраженное телеграммой киевского городского головы, проявлялось и в других случаях. Так например, тульское земство обратилось к царю с выражением благодарности за Манифест 17 октября и отправила делегацию к Витте, для того чтобы обещать ему поддержку земства. Происходило это приблизительно в то же время, когда князь Львов, представлявший тульское земство на ноябрьском съезде, вместе с другими членами делегации, посланной съездом к Витте, поставил правительству ультиматум и потребовал созыва учредительного собрания13.
По мере того как все более частыми становились революционные эксцессы, в земской среде все яснее проявлялся вполне естественный сдвиг симпатии слева направо, тем более что многие события ясно показывали, что революция грозит не только отдельным лицам, но и самим органам земского самоуправления. Ведь были случаи, когда забастовочные комитеты, основанные рабочими, требовали от городских дум или от земских учреждений, чтобы те сложили все свои функции и немедленно передали их этим забастовочным комитетам, а главным образом, чтобы они передали им все имеющиеся у них в распоряжении денежные средства14.
Такая эволюция настроений земской среды проявилась при земских выборах в 1906 и 1907 гг. Многие депутаты земских собраний и члены земских учреждений не были переизбраны, а на их место избраны были консервативные элементы15. После этих выборов совершенно ясно вырисовалась пропасть между настроением земства и настроением радикальной оппозиционной общественности, которая имела полный перевес в обеих первых Государственных Думах. Стало ясно, что в земской среде на самом деле преобладают элементы, готовые к сотрудничеству с правительством и желающие его поддержать.
Опасность для Столыпина крылась теперь в вопросе, не уйдет ли земство слишком далеко направо. Дело в том, что во многих земствах главную роль приобрели просто и открыто реакционные элементы, возлагавшие ответственность за революцию на конституционные тенденции и просто отвергавшие конституционный строй как таковой. Однако либеральные традиции слишком глубоко укоренились в земстве, чтобы исчезнуть от одного болезненного впечатления революционных потрясений. Поэтому в большинстве земств все же получили преобладающую роль октябристы или беспартийные, симпатии которых были на стороне либерализма, а не на стороне реакции. Из этого можно было сделать еще то заключение, что после изменения избирательного закона в 3-ей Думе несомненно обеспечено октябристское большинство. На самом деле так и оказалось и это было, бесспорно, успехом Столыпина. Если бы из выборов по новому избирательному закону возникла реакционная Дума, что случилось бы с его либеральной программой? Он мог провести в жизнь свою программу только при помощи октябристов. К тому же Столыпин в 3-й Думе совершенно четко показал, что он собирается опираться на октябристов, а не на правые партии16.