Дело тогда было не в том, насколько демократично избирательное право и выборы в Думу. С точки зрения либерализма, тогда было важнее всего сохранить конституционный строй и провести в жизнь либеральную правительственную программу, которая одна и была в состоянии дать конституционному строю конкретное содержание и подлинную жизнеспособность. Но, как уже было сказано, все это было осуществимо только при сотрудничестве Думы с правительством. Поскольку изменение избирательного закона делало такое сотрудничество возможным, надо сказать, что государственный переворот 3 июня 1907 г. предотвратил прекращение преобразования России в конституционное правовое государство. А это и означает, что в конечном итоге этот переворот служил интересам либерализма, а никак не интересам реакции24. Бесспорно, надо считать большой заслугой октябристов перед российским конституционным строем то, что они поняли суть положения и действительно безоговорочно сотрудничали с правительством при проведении объявленной Столыпиным либеральной программы в 3-й Думе, где они располагали большинством голосов. Этим они внесли нечто совершенно новое в политическую историю России. Маклаков пишет: «Настроение общества определялось нашей историей; оно было расплатой за успехи и заслуги нашей исторической власти. Со времени Петра власть была много выше общества и народа и вела их к их же благу насилием. Успехи власти, за которые ей должна была быть благодарна Россия, народу были непонятны и чужды. И в отношении его к исторической власти существовали долго только две крайности: раболепное послушание или тайное сопротивление. Понятие согласия и сотрудничества с властью было обществу незнакомо. История вырабатывала два крайних типа общественных деятелей — „прислужников“ и „бунтовщиков“. Независимых, самостоятельных, но лояльных по отношению к власти людей жизнь не воспитывала»25.
Может быть, однако, это утверждение Маклакова слишком категорично. Независимые, и тем не менее лояльные, люди были в России во все времена, особенно в рядах высокой аристократии. Правда, они представляли собой все-таки исключение. Но в рамках земского самоуправления как раз этот тип человека становился все более привычным и встречался все более часто. А теперь конституционный строй открыл новые возможности для развития такого рода человека. Для того чтобы такая возможность осуществилась, необходимо было, чтобы сотрудничество между бюрократией и представителями общественности оставалось не только эпизодом. Тот факт, что до этого дошло — заслуга октябристов, но, конечно, и Столыпина. После того как, по выражению Маклакова, государственная власть и общественность долгое время больше всего походили на непримиримых врагов, которые схватились на краю обрыва26, теперь в лице Столыпина, с одной стороны, и Гучкова, с другой, они протянули друг другу руку и старались работать совместно.
Во время 3-й и 4-й Дум конституционный строй в России укреплялся27. Маклаков пишет: «Те, кто пережил это время, видели, как конституция стала воспитывать и власть и самое общество. Можно только дивиться успеху, если вспомнить, что конституция просуществовала нормально всего восемь лет (войну нельзя относить к нормальному времени). За этот восьмилетний период Россия стала экономически подниматься28, общество политически образовываться. Появились бюрократы новой формации, понявшие пользу сотрудничества с Государственной Думой, и наши политики научились делать общее дело с правительством… Совместное участие власти и общества в управлении государством оказалось для тех и для других незаменимою школою, а для России началом ее возрождения»29. Картину, нарисованную Маклаковым, полностью подтверждает Коковцов в своих воспоминаниях. Коковцов пишет: «20 ноября 1907 г. открылась Государственная Дума третьего созыва… С этого дня в течении длинных шести лет вся моя работа по должности министра финансов, а потом с сентября 1911 г. и в должности председателя Совета министров, протекала неразрывно в связи с Государственною Думой сначала 3-го, а потом и 4-го созывов, и можно сказать, что мой четырнадцатичасовой труд в сутки столько же протекал на трибуне Думы, сколько и в кабинете министра финансов на Мойке»30. Дальше Коковцов пишет: «Много труда и нервного напряжения отдал я за это время, немало тяжелых минут привелось мне пережить, но немало также и нравственного удовлетворения получил я от моей работы в Думе…» С еще большим удовольствием Коковцов вспоминает работу в комиссиях: эта работа была не менее утомительной, чем выступления на пленарных заседаниях, но она была более продуктивной. В финансовой комиссии Думы, пишет Коковцов, «не было ни длинных речей, ни публики, работа носила чисто деловой характер». Даже разногласия и споры с оппозицией, то есть в первую очередь с кадетами, в большинстве случаев, по словам Коковцова, не носили слишком острого характера, хотя кадетская оппозиция, по его мнению, сразу после открытия 3-й Думы заняла бескомпромиссную позицию, от которой и не отклонилась никогда до самого начала войны в 1914 г.; и никогда не соглашалась даже в самой небольшой мере пойти навстречу правительству31. Можно назвать и членов Думы, которые провели большую и серьезную работу по законопроектам, представленным правительством, как например, докладчик аграрной комиссии Шидловский или Маклаков.