Николаю Радзивиллу Черному не удалось убедить рижан присоединиться к Литве, однако они уже не стали категорически отвергать эту идею. Тем самым было устранено рижское препятствие в ливонском вопросе, и 10 тыс. золотых, потраченных Радзивиллом на эту экспедицию, не пропали даром. Была подготовлена почва для переговоров с представителями всей Ливонии. В середине октября 1561 г. в Вильнюс прибыли Готард Кеттлер, архиепископ Вильгельм, представители дворян Ливонии и города Риги. В Вильнюсе собрался сейм Литвы, на который прибыл Сигизмунд-Август. Сценарию Николая Радзивилла Черного на сей раз никто не помешал осуществиться. Краковский епископ Филипп Падневский заявил, что представители Польши не располагают полномочиями. Требование рижан о том, чтобы на них была распространена и польская опека, повисли в воздухе и литовскую сторону не сковывали. Готарда Кеттлера и архиепископа Вильгельма связывали с Литвой прежние договоренности и тесное сотрудничество, к ним примыкали дворяне, а также города Цесис и Валмиера. Литовские дипломаты, не в силах устранить польский фактор, старались отодвинуть его в неопределенное будущее, над которым был невластен сейм Польши. Сигизмунд-Август этому не противился. Напоминание о том, что монарх торопится отбыть в Польшу, помогло завершению переговоров. Магистр Ливонского ордена и Рижский архиепископ приняли литовские условия. Рига их отвергла и в соглашении не участвовала.
28 ноября 1561 г. был заключен договор. Все представители Ливонии (за исключением Риги) присоединились к Великому княжеству Литовскому на правах автономной провинции. Ей были гарантированы уже существующий строй, право и свобода исповедовать Аугсбургскую веру (лютеранство). Установление связей с Польшей было отложено на будущее. Рижский архиепископ присягнул лишь от своего имени, поскольку не имел полномочий от всего архиепископства (оно признало договор 4 марта 1562 г.). Территория Ливонии была поделена на две части, которые рассекала р. Даугава (Рига осталась независимым городом). По левую сторону было образовано герцогство Курония, или герцогство Куронское (Курляндское) и Земгальское. Им должны были править представители семейства Кеттлеров вплоть до полного прекращения рода. Став Курляндским герцогом и вассалом Великого княжества Литовского, Готард Кеттлер сделал здесь в 1561–1562 г. то, что Альберт Гогенцоллерн предпринял в 1525 г. в Пруссии. Как /627/ Польша получила Восточное Поморье в 1466 г., так теперь Литва приобрела земли, находившиеся по правую сторону от Даугавы. Эта область, подпавшая под непосредственную власть Литвы, была названа Задвинским княжеством. Ее администратором был назначен Кеттлер.
В 1561 г. Вильнюсский договор не мог быть применен к ливонским землям, занятым Россией, а также к управляемой Швецией Северной Эстонии и принадлежащим Дании Саарема и Пилтене (бывшим владениям Курляндского епископа). Генеральным уполномоченным Сигизмунда-Августа по делам Ливонии был назначен Николай Радзивилл Черный. Он в конце января 1562 г. прибыл в Ригу. В орденском замке 5 февраля Радзивилл от имени Сигизмунда-Августа принял вассальную присягу Кеттлера. Готард Кеттлер перешел в лютеранскую веру, объявил об упразднении Ливонского ордена и стал светским герцогом Курляндским. Столицей герцогства была избрана Митава (Кеттлер еще некоторое время жил в Риге). 17 февраля литовский гарнизон занял замок Дюнамюнде (Даугавгрива) в устье Даугавы. На сей раз переговоры литовского канцлера с рижанами проходили успешнее. Они получили от него второй акт о гарантиях и 17 марта присягнули на верность Сигизмунду-Августу с условием, что Риге будет обеспечена опека не только Литвы, но и Польши. Не получив ее, город оказывался не связанным никакими обязательствами. Подобная позиция Риги во всяком случае не мешала Литве присоединить Ливонию.
Произошло то, к чему стремились литовские рати еще в начале XIII в., о чем время от времени вспоминала литовская дипломатия в позднейшие века. Литовское государство овладело обширным побережьем Балтики на тех или иных юридических условиях. Однако в этническом отношении это овладение было совершенно иным. Договор 1561 г. был соглашением сословий – употреблявшего польский язык дворянства Литвы и немецкого дворянства Ливонии. Это соглашение не ослабило национального угнетения крестьян – латышей, ливов и эстонцев, тем более оно не устранило социального гнета. К Литве была присоединена не Латвия, а именно Ливония.
Российские удары по Ливонии увеличили территорию не Российского, но Литовского государства. Но это завоевание следовало отстоять в боях с той же самой Россией.
б. Варшавская рецессия
Вильнюсский договор 1561 г. был удачным компромиссом с немецким дворянством Ливонии. Обороняя мелкими гарнизонами ливонские замки, Литва сумела сдержать давление превосходящих /628/ сил России. В 1562 г. литовцы заняли Роненбург, были впущены даже в Ригу. С 1561 г. литовская казна начала получать платежи из Ливонии (уже в 1559 г. на вильнюсском сейме Сигизмунд-Август согласился с тем, чтобы сборы, стекавшиеся в управляемые литовцами замки Ливонии, доставались Литве). Сейм Литвы объявлял серебщину в 1561 и 1563 г. Во второй половине 1561 г. налоги были собраны в количестве 111 тыс. коп грошей, в 1562 г. – 228 тыс, в 1563 г. – 230 тыс. Однако война давала о себе знать, и бюджет всё это время был дефицитным. В 1562 г. не хватило 16 тыс. коп грошей, в 1563 г. – 477, в 1564 г. – 16,6 тыс. Великому князю, как и в первой четверти XVI в., пришлось закладывать /629/ дворы и староства. Города были обложены принудительными займами. Ежегодно объявляемые всеобщие призывы утомили дворян. В 1562 г. возникла угроза шведско-российского союза.
В марте 1562 г. закончился договор о перемирии с Россией. Фронт протянулся по всему восточному приграничью, многочисленные русские силы получили огромный простор для маневра, что ставило перед меньшим литовским войском серьезные проблемы. Этот фактор угрожал изменить весь ход Ливонской войны. В том же году обозначились стремительно растущие гегемонистские претензии Польши, в которых усилилась тема аннексии. В апреле 1562 г. собравшийся в Петрокове польский сейм выказал возмуще- /630/ ние относительно предоставляемой помощи Литве, которая отказалась заключить унию. Польское дворянство обрело известный политический вес и вновь заострило вопрос, давно не омрачавший отношений между обоими государствами. Он осложнился еще одним обстоятельством: так и не дождавшийся наследника от Екатерины, Сигизмунд-Август жил с ней порознь. Развестись не позволяли страх перед Габсбургами и католическая вера, а переходить в протестантство Ягеллон не решался. Стало очевидно, что он умрет бездетным и на нем прервется персональная уния Литвы и Польши. Этого страшилось не только польское дворянство, не желавшее утратить гегемонию над Литвой, но и дворянство Литвы, лишавшееся польской помощи. Наихудшим было то, что Сигизмунда-Августа перестали связывать династические интересы, служившие для Литвы своеобразным щитом. Ленивый и бегущий сложностей гедонист шел по пути наименьшего сопротивления – флирта с крепнущим польским дворянством.