Как читателю известно из курса истории, впоследствии лошадиные вернулись в Новый Свет — это были давно одомашненные лошади испанских конкистадоров. В популярной литературе можно иногда встретить версии, что возвращение лошадей состоялось раньше, в конце X — начале XI века, когда на землю Северной Америки впервые ступила нога европейца, скандинавского мореплавателя Лейфа Эрикссона. В Перу и Бразилии есть наскальные рисунки, которые некоторые интерпретируют как изображения лошадей. Впрочем, эта версия обоснована слабо, так как первобытное искусство точно интерпретировать бывает непросто. В Книге Мормона, священном писании христианской деноминации под названием Церковь Иисуса Христа Святых последних дней, рассказывающей о цивилизациях доколумбовой Америки, упоминаются и лошади. Однако археологи, палеонтологи и историки не признают эту книгу достоверным историческим источником. Некоторые из мормонских апологетов считают, что слово «лошадь» в этой книге обозначает вовсе не домашнюю лошадь, а тапира — довольно крупное непарнокопытное животное грубого телосложения, отдаленно напоминающее свинью, со своеобразно изогнутым носом. Эта версия имеет право на существование как попытка примирить веру и науку, но вряд ли основатель церкви мормонов Джозеф Смит (согласно преданию, нашедший, а скорее всего, просто написавший это произведение) вдавался в такие тонкости, как зашифровка названия одного вида под названием другого, более привычного для современных ему американцев.
В период с 30 тыс. до 10 тыс. лет до н. э. лошади расселились по Старому Свету от Пиренеев до Скандинавии и степей Евразии. Итак, семейство лошадиных зародилось в Новом Свете, но выжить там его представителям не удалось. Миссия их одомашнивания выпала на долю жителей Евразии.
Попробуем представить себе, как выглядела дикая лошадь. Пожалуй, самая известная людям, далеким от коневодства, дикая (на самом деле одичавшая, но об этом чуть позже) лошадь — это американский мустанг. В кино под видом мустангов часто показывают табуны великолепных скакунов с тонкими ногами и развевающимися гривами — но и мустанг, и настоящая дикая лошадь, предок лошади домашней, были совсем другими. Как можно заключить из палеонтологических материалов, у дикой лошади были большая, грубых очертаний голова, оленья шея (прогнутая вниз) с низким выходом, толстая шкура с грубым волосом, толстое брюхо, низко приставленный хвост и очень низкая холка. Грива не развевалась на ветру, а была короткой и стояла торчком, как у современных зебр и лошади Пржевальского. Все эти признаки не случайны. Скорее всего, шея с низким выходом означает для животного близость к траве — проще дотянуться. Такая же шея есть и у многих современных аборигенных пород лошадей. Важна и форма холки, ведь к ней крепятся мышцы спины и шеи, и от них зависит способность животного нести нагрузки. Толстая грубая шкура хорошо защищает как от зимнего холода, так и от летней жары и укусов насекомых.
Чтобы составить себе представление о настоящей дикой лошади, можно посмотреть на современных одичавших лошадей или на лошадь Пржевальского. Следует, правда, сделать важные оговорки. Во-первых, лошадь Пржевальского не является предком домашней лошади, пусть даже и напрашивается мысль о таком родстве. Это животное можно назвать не матерью, а тетушкой наших лошадей. Такая версия была озвучена в 1949 году палеонтологом В. Громовой, а впоследствии ее подтвердил генетический анализ: у лошади Пржевальского 33 пары хромосом, причем 32-я имеет форму буквы V, а у домашней лошади — 32 пары. Существует версия, что благодаря слиянию 32-й и 33-й пар хромосом и произошло видовое отделение предков домашней лошади от лошади Пржевальского. Во-вторых, сейчас в мире сохранилось несколько популяций одичавших лошадей — помимо американских мустангов это также австралийские брамби, португальские соррайя и некоторые другие. Разные домашние популяции, которые были в основе этих табунов, и разные климатические условия, в которых они живут, привели к тому, что между этими лошадьми есть определенные внешние отличия. Поэтому, глядя на них и пытаясь представить себе предка домашней лошади, придется конструировать в голове некий собирательный образ.