Прошлым вечером я постучалась к Его высочеству, чтобы узнать, комфортно ли ему, что принести — молоко или отвар. Меня же попросили помочь снять напряжение, из-за которого у принца болели мышцы на плечах и конечностях — невинная просьба искупать, как тогда, в ночь всплеска, и потом сделать массаж, хотя бы показать пока первые усвоенные уроки сира Петрана.
Он и в самом деле выглядел измученным, так что я пожалела его. Помогла помыться, не заставляя вставать в полный рост в лохани, вытерла сухой простынёй спину и волосы. От этих прикосновений Его высочество закрывал глаза. Я принесла масло, какое госпожа использовала именно для снятия напряжения в мышцах, с выжимкой согревающих семян. Всё было хорошо, пока массаж делался на задней части, и была тайная надежда, что принц уснёт, а я, вопреки науке сира Николаса, вместо болевых прикосновений буду просто гладить, успокаивая. Принц не уснул. Перевернулся.
Тонкая влажная простыня, даже свёрнутая в несколько слоёв, не скрыла признака возбуждения. А мой массаж на груди, откуда я начала втирать масло по передней части тела, заставил бугорок на бёдрах увеличиться и заметно подрагивать. Мы оба старательно делали вид, будто это естественно и не требует внимания.
Я не смотрела на мужчину, чтобы не встречаться с его зелёным взглядом. И лишь его лёгкий стон заставил это сделать. Сир Генрих запрокинул голову и кусал губы, а его руки сжались с кулаки до побелевших костяшек пальцев.
— Что не так, Ваше высочество? Вы себя плохо чувствуете? — придушенным голосом спросила я, продолжая играть роль ничего не замечающего массажиста.
Веки приподнялись.
— Всё в порядке, Ана. Благодарю за массаж, — поморщился, опять сжимая и разжимая кулаки. — Благостной ночи. Не смею больше вас задерживать.
Я приподнялась, чтобы слезть с кровати:
— Хорошо, благостной ночи, Ваше высочество.
Благополучно убрала бутылочку, оставила её здесь, в комнате, на случай, если пригодится. Дошла до двери, когда ко мне в спину прилетело:
— Ваша эмпатоморфия сведёт с ума любого!
Я обернулась. Принц сидел на краю кровати, наклонившись и будто бы пытался глубоко дышать. Святые Основатели! Словно раненый! Неужели у мужчин так всё плохо?
Промолчать на слова, показавшиеся мне обвинением, я не смогла.
— Что я опять сделала не так? — мой собеседник молчал.
Подождала немного, ответ не прозвучал — и я взялась за ручку двери, собираясь уйти. Проблема Его высочества мне казалась надуманной, а его слова — отражением обиды на мою непонятливость.
— Ты не умеешь контролировать свой дар, потому что ты сама не знаешь, чего хочешь, Ана.
Вот это обвинение! Я вернулась и удобно опустилась на колени перед Его высочеством, чтобы не возвышаться над ним.
— Не понимаю, в чём вы меня обвиняете меня, Ваше высочество.
— Что ты делаешь сейчас, Ана? — он поднял изумлённый мутный взгляд. — Тебе мало? Почему ты на коленях?
— Чтобы видеть ваше лицо, сир.
— Разве за этим?
Повисла долгая пауза, во время которой сир Генрих смотрел на меня, я — на него и пыталась понять его намёк, но дело это оказалось мне не под силу. Призналась, мол, сдаюсь:
— Вы — мой будущий король, а я всего лишь глупая лумерка. Если у вас есть пожелание или приказ, только скажите!
Его высочество сглотнул, вздохнул как-то по-особенному, выпуская тонкую струйку воздуха из губ:
— Я прекрасно помню про твой первый урок, Ана. И мог бы взять тебя настойчивостью, но мне было интересно, как ты будешь приспосабливаться ко мне, если я предоставлю тебе свободу. Ты могла касаться меня во время купания по-другому, и делать массаж по-другому. И уйти сразу, не возвращаться. И не опускаться на колени, а высмеять меня стоя, возвышаясь надо мной. Ты всё ещё не понимаешь, Ана, свою ошибку?
Я покачала недоумённо головой.
— Хорошо, давай напрямую. Ты чувствуешь, что мне нравится, какое поведение может доставить мне удовольствие, и неосознанно подстраиваешься. Я же хочу, чтобы ты нашла в себе свои собственные желания. Помнишь сама свой первый урок про решительность? Я благодарен тебе, он заставил меня задуматься: то, что меня страшит, на самом деле пугает или привлекает? И я понял…
Или к вечеру моя голова перестала соображать, или, как говорил Райан, люди иногда разговаривают на разных языках друг с другом, чтобы просто выговориться. Кажется, Его высочеству просто нужен был собеседник, молчаливый и соглашающийся во всём. Невольно я поелозила, усаживаясь поудобнее и приготовившись к длинному монологу моего собеседника.
— Что ты делаешь, Ана? — внезапно сердито спросил он. — Почему ты сменила позу?
— Чтобы ноги не затекли, пока вы будете говорить, сир.
— Шархал тебя побери, Ана! А ты хочешь этого? Слушать меня.
— Хочу. Наверное… — я взглянула на часы. Райан ждал меня, и ещё час назад мы договорились, что к десяти я буду у него. Но стрелка уже перешагнула за десять, а я всё никак не могла уйти. Меня удерживало здесь… Я не знала, что. И, похоже, Его высочество пытался до меня донести важную мысль.
— Я знаю, что трудно быть эмпатоморфом, Ана. Ты невольно читаешь чужие чувства, отодвигая свои в сторону. Нельзя жить постоянно, каждый день, чужой жизнью, ты должна подумать о себе!
— Простите, я не совсем пони… — меня ждал Райан, и я попыталась подняться, но мужская ладонь надавила на моё плечо, не позволяя встать. — Меня ждёт сир Риз, Ваше высочество. Я ему обещала.
Зелень глаз сверкнула торжествующе:
— Видишь? Я тебе о чём говорю? Ты собираешься уйти не потому, что хочешь сама, а потому, что тебя ждут.
В ту минуту мысль, которую пытался донести Его высочество, мне показалась смешной. Простыня, замотанная на его бёдрах, продолжала топорщиться впереди, и я окончательно уверилась: весь этот сложный разговор сводился к тому, чтобы заставить меня сделать это — снять напряжение принца. И пытка словами могла длиться и длиться до тех пор, пока я не подчинюсь.
Про то, почему принц не воспользуется рукой, а вымогает ласки у других, можно было не спрашивать. Некогда я уже задавала этот вопрос сиру Брису. Он объяснил: в ладонях магов — средоточие каналов выхода, как и в органах, умеющих выводить магию через щедрую жидкость. Поэтому взаимодействие двух точек с искривлёнными магическими потоками может привести к болезненным последствиям. Например, ожогам, если это маг-огневик.
Одного не понимаю — почему снова я? Почему не Йара, готовая продать весь мир ради желания оказаться вот в этой самой постели?
— Разрешите, я позову Йару, Ваше высочество? — спрашиваю, глядя снизу на мужчину передо мной.
На его лице появилось отчётливое разочарование, но другая эмоция хищно промелькнула и затаилась. Он обхватил рукой моё лицо и провёл большим пальцем по губам, надавливая на них:
— Позови…
Это была, наверное, его магия — я оторопела от неожиданности. Рот невольно раскрылся под натиском одного единственного пальца, и тот проник внутрь, неся с собой привкус и запах ароматического масла, которым я натёрла сира Генриха. Поводил внутри, трогая мой язык. Я и Его высочество смотрели друг на друга, будто каждый выжидал следующий ход.
Но, мотнув головой, я освободилась от захватчика моего рта и поднялась, отталкивая чужую руку:
— Простите, Ваше высочество, мне нужно идти. Я понимаю, о чём вы говорите. Но разве у меня есть выбор? Договор с сиром Брисом я не могу расторгнуть по нескольким причинам. Райана я отвергнуть тоже не могу: он мне нравится да и деваться на Адноде некуда, он меня не отпустит. Вы же можете мне просто приказать. Я понимаю, что самочувствие такой важной персоны, как вы, связано с будущим Люмерии. Но я не могу позволить себе делать всё, что хочу. Потому что это мой долг, который я пока не вернула богам за их милость ко мне… Простите. Вам действительно лучше заключить договор с Йарой. Благостной ночи.
Сделал книксен и вышла из спальни Его высочества. Как ему и обещала, направилась к комнате Йары, постучалась. Дверь мне открыли не скоро. Внутрь лумерка меня не пустила, выглянула в щель, и я сразу заметила всё: и раскрасневшиеся щёки, и припухшие губы, и взлохмаченные волосы. А ещё от Йары отчётливо пахнУло магией Одри.