Выбрать главу

— Чего тебе надо? — грубо спросила лумерка.

— Забыла, пока шла. Прости. Вспомню — завтра скажу, — я извинилась, получив вдогонку фразу, относящуюся к безумным самоуверенным девицам.

«Как будто о себе сказала», — проворчала я мысленно. И вдруг моё понимание происходящего озарило догадкой, к которой вёл меня Его высочество. Пусть и своеобразным способом, но он пытался научить меня управлять той магией, что сопровождала меня с четырнадцати лет и будет со мной до моей смерти. Где грань между тем, что хочу я и хотят другие? Почему я не могу отделить своих желаний от чужих?

Райан привёз, как и обещал, с континента, наверное, два десятка женских ночных рубашек и штанишек. Одну пару мы уже порвали, вернее, он порвал, следуя правилам игры, которую сам же и придумал. Охотник, он просил меня немного посопротивляться, и я побрыкалась сначала, как следует, вспомнив первую каплю крови, взятую Райаном, и его возбуждение от моего яростного противостояния.

И когда на мне он разрывал новую рубашку, я молила, просила не прикасаться ко мне. И ведь меня это тоже возбудило! Хотя где-то в глубине души эта игра мне показалась грубой и грязной. Поэтому ли я мстила после, разорвав остатки рубашки на ленты и привязав руки Райана к спинке его кровати? В конце концов, он признался, что ему стало легче. Но легче ли стало мне?

Я решительно сказала Элиасу, дежурящему возле двери принца, что забыла свою вещь в комнате его начальника, постучалась и дождалась разрешения войти. Принц стоял посередине комнаты в шлафоре и с книгой в руке. Увидев, что это я, он всё понял. Отбросил книгу и пошёл навстречу.

— Ты поняла, чего ты хочешь?

Кивнула. Кого я обманывала? Мне нравился этот мужчина, только пока я не могла определить степень, окраску и запах своего чувства. Но он манил меня — это было бесспорно. И, немаловажно, я ему не была безразлична. Нас не связывали ни вынужденные договоры, не подталкивали друзья. Мы не любили друг друга и не говорили красивых слов, а просто тянулись друг к другу. Его высочество нуждался в простом общении и человеческом сочувствии, я — в честной игре, где мне отводилась не вынужденная, а любая роль, какую я выберу сама.

Он не мешал расстёгивать пуговицы на шлафоре. Перешагнул через него, не глядя, и потянул меня к месту, на котором всё должно было определиться пару минут назад. Мы повторили наши позы, он — сидя на краю кровати, я — на коленях перед ним.

Мои ласки были медленными, его удивление и растерянность от неизведанных ощущений — щедрыми. И взгляд принца сверху вниз на меня, с удивлённо приподнятыми бровями, приоткрывающийся рот и жалобные прерывистые вздохи превратили сурового мужчину в ребёнка, готового вот-вот расплакаться от умиления при виде долгожданного подарка, обещанного многие годы.

Я знаю, часы отсчитывали минуты, а я растягивала удовольствие, сама утонув в создаваемой магии нежности. Генрих дважды не выдержал — наклонился, притягивая к себе и целуя сочно, жадно. В Люмосе аналогичные услуги столичных необручниц оскорбляли его своей церемонностью и фальшивостью, теперь же он был готов полюбить своё тело и принять потребности, которые имел, как и все другие люди.

— Я не знал, что это может быть так сладко, — признался он, перебирая мои волосы и приходя в себя, когда всё закончилось, и впервые его жемчуг не был старательно собран необручницей в платок, а проглочен. Забран навсегда. Без спроса.

Я прикоснулась губами к его губам, давая возможность познакомиться с собственным вкусом, и отстранилась, улыбнувшись:

— Благостной ночи, сир.

— Благостной и тебе, Ана.

Видела по глазам: его любопытство ещё только разгоралось — а что там, дальше за этой нежностью бывает? Ещё слаще или скучнее? Не сегодня, мой король, думала я, прощально улыбнувшись перед тем, как открыть дверь.

Я шла по коридору, уверенная в том, что теперь точно знаю, чего хочу, а чего нет. Но стоило мне перешагнуть порог комнаты Райана, увидеть его стоящим у окна — резко обернувшимся с бледным лицом… и вся моя предыдущая теория сгорела в один миг. Райан и только он мне был нужен!

Это казалось безумием. Неужели эмпатоморфия настолько управляла мной, что моя истинная сущность растворилась в ней? Или надо мной сыграла злую шутку ментальная магия Его высочества?

— Помоги мне, я запуталась! — всхлипнула я, оказываясь в крепких объятиях Райана и вжимаясь в его грудь.

Таков был вчерашний сумбурный вечер. Пусть даже в нём было рациональное зерно: я впервые задумалась над тем, чего хочу сама.

Сейчас Его высочество снова ждал от меня ответа. И на этот раз я чётко озвучила своё главное желание: хочу, чтобы мне дали время прислушаться к себе, не давили, не направляли.

— Вы ведь тоже этого жаждете больше всего, сир Генрих, — заключила я своё решение. — Вы тоже хотите разобраться в себе. Так давайте не будет забирать у других то, в чём мы сами их упрекаем — в свободе выбора?

Принц меня понял и согласился.

Чтобы косвенным образом показать равнодушие ко мне и не дразнить Райана, принц в ту пятницу, после экзамена сира Петрана, отправился с инквизиторами на рудник, не смотря на то, что прошло полдня.

В субботу сир Петран, по просьбе Его высочества, сам выступил в роли тренировочного тела, прочувствовав на себе наше умение. И отплыл на портовом судне после обеда вместе с деликатесами острова Аднод.

Вопреки рекомендациям лекарского светила, Его высочество сделал вид, будто услуги Йары его устраивают, в том числе и массаж. Договор между ними был официально составлен. Внешне сир Генрих не выказывал недовольства, продолжая держать данное мне слово. И, кажется, будние события понемногу затирали в его душе боль и воспоминания об Иларии. Его высочество стал чаще улыбаться и будто бы расслабился, смирился со своим положением. Йара, конечно же, эти изменения приписывала на свой счёт.

А я почти каждую ночь оставалась ночевать в комнате Райана, видя, что ему от этого легче. С сиром Брисом наступила эмоциональная пауза: он не мог забыть последней встречи с госпожой, завёл дневник и писал ей письма каждый день, чтобы в субботу передать с почтой наполовину исписанную тетрадь.

Кстати, военные тренировки мужчин, я уже говорила, понемногу давали нам возможность увеличивать перерывы. Технику массажа я пока отрабатывала на сире Брисе и Райане, чему они были чрезвычайно довольны, отмечая, как растёт моя уверенность.

Но это была не вся моя нагрузка. Мой рисунок будней был намного сложнее, чем у мужчин. Выглядел он примерно так: утренняя и вечерняя молитва Дыв-Кариату о спасении Райана, сира Бриса и Его высочества вместе с инквизиторами и прочими магами Аднода; забота о доме; работа в оранжерее; сбор морепродуктов после шторма; сопровождение сира Бриса и наши ночи любви с Райаном; сброс излишек после каждого перебора; массаж…

Я всё чаще после обеда валилась с ног. Эва заставляла меня ложиться отдыхать, и послеобеденный сон вошёл в мою привычку. Тем временем, уверена, слуги догадывались о разыгрываемой драме между тремя мужчинами и мной, однако добродушное отношение ко мне не менялось. Я ещё успевала помогать на кухне и учиться у госпожи Нерис готовить изысканные блюда.

А через две недели Его высочество расторг договор с Йарой, затёр её и домочадцам-лумерам память. Йара вдруг опомнилась:

— Что я делаю здесь, чего жду? — растерянно жаловалась она мне.

Её желание уехать не встретило ни одного признака жалости, никто не уговаривал остаться. Райан вручил ей чек на предъявителя с круглой суммой, покрывающей годовое сопровождение за год, и благородно предложил задержаться на Адноде столько, сколько лумерка захочет, но в качестве гостьи. Йара подумала и ответила: она хочет поучаствовать в празднике Вздоха Владычицы, который будет отмечаться в ближайшую субботу, а затем она уедет, если будет хорошая погода.

Решение Йары уехать вызвало у многих облегчение, девушка это чувствовала и всё реже появлялась на людях.

В предроковой день, пятницу, она долго бродила по Адноду, потом собирала вещи, которые в субботу погрузили на судно. Шторм как раз отгулял с пятницы на субботу, так что Йара планировала уехать на заказном ботике в воскресенье: капитан портового судна пообещал прислать его из Лапеша сразу, как только вернётся туда.