Это была самая страшная мысль, обрывавшая все надежды на будущее, представления о добре и зле, о стыде и непорочности. Именно в эту минуту я поняла самое главное: жизнь бесценна, и вынести можно всё — от стыда до всеобщего презрения, от разочарования до боли разлуки с любимым.
Внутри ползла тьма, готовясь охотно поглотить моё сознание, и тогда, каким-то чудом осознав, — нет, найдя в себе крупицу надежды на спасение, — я обратилась к магии, поселившейся внутри меня. Направила одну-единственную мысль: жизнь или смирение? Приказала замолчать, не сопротивляться…
Остатки магии колебались несколько долгих мгновений, удивлённые и оскорблённые желанием познать других мужчин. «Не будет меня — не будет вас. Прощайте!» — завопило моё отчаяние, щеки захолодило бегущими из глаз слезами. Миг абсолютной тьмы, и вдруг воздух свежей тонкой струёй потёк в меня. Меня трясли, кажется. Сначала в желудке вскрикнула обрадованная мысль: Райан или сир Брис меня хватились, нашли, вырвали из потных рук! Но это было не так. Меня повертели, чтобы вытащить из-под моего тела остатки мешающего белья.
Я слышала свой собственный хрип как чужой голос. Понял ли кто-то из трогающих меня его истинную причину? Не знаю… Очень быстро облегчение от сознания подаренной жизни сменилось отчаянием. Магия во мне, как я её и просила, замолчала, покорно принимая чужой жемчуг.
Сначала моё сознание невольно отмечало разность запахов, вкусов, попадавших снизу или в рот, небрежно открытый за оттянутый вниз подбородок. Спустя седьмой или восьмой «подарок» я перестала различать детали происходящего. Мужские стоны, возглас перед выбросом жемчуга: «Прими мой дар!» — по написанной Йарой инструкции. Запахи вожделения, пота и азарта. И желание пить, единственное которое было удовлетворено. Очередная порция жемчуга вытекла изо рта, и тогда кто-то умный придумал — подставили сосуд, собирая не помещающуюся жидкость, через бесконечность приподняли меня и влили в горло, заставляя проглотить весь, до последней капли, разбавленный вином магический жемчуг.
Вино, как ни странно, принесло облегчение. К тому моменту я чувствовала жжение во всём теле, не так, как это бывало с огненной магией сира Бриса. Меня разрывало изнутри, в ушах стоял гул от беснующейся крови. И вино несколько расслабило. Сквозь гул я услышала:
— Милашка наша горит от переизбытка чувств. Помилосердствуем, господа? — и добродушный смех стал ответом шутнику.
«Разметать бы их всех! Ударить их же магией! Призвать к рукам!» — жалобно сказало нечто в моей голове, и я послушалась. Откликом неудавшейся попытки послужил мужской смех: досталось какому-то неудачнику, решившему вложить мне в руку орган и сымитировать моё желание приласкать его. Его вопль и ругань вызвали веселье.
— Мечта милашки сбылась, искрит, как рубеин! — пошутил кто-то.
Возможно, из страха получить от меня разряд собранной магией большая часть магов потеряла ко мне интерес. Те, чей пыл не убавился, находчиво перевернули меня на живот, и наполнение магией продолжилась сзади, в этой позе я не могла никого коснуться, если бы вдруг проснулась…
Время не бежало — сочилось каплями крови из незатягивающейся раны. Истерика и ужас сменились оцепенением не только тела, но и ума. Чтобы хоть как-то закрыть сознание от происходящего, я считала сначала до ста, потом до тысячи, снова до тысячи, обещая себе каждый раз, что это граница моих страданий.
От счёта отвлёк звук колокольчика. Что он возвещал, я не знала. Или это мне уже слышалось? Он прозвенел ещё дважды, и я не поверила своим ушам — постепенно гул мужских голосов затихал. Шуршала одежда. Подходили ко мне, на прощание трогали, лизали рядом с ухом, благодаря за волшебный вечер и выражая желание снова увидеть меня здесь.
Маску с меня, по счастью, не сняли, хотя попытка была. Сброшенный мне на лицо жемчуг затёк под неё, приклеив ткань к коже. Тот, кто хотел запомнить моё лицо, быстро сдался: его усовестили, обвинив в том, будто он пытается заполучить себе лумерку с богатой фантазией.
Понемногу в помещении воцарилась тишина, где-то далеко голос смотрительницы прощался с посетителями, а потом приблизился ко мне. Меня перевернули на спину, приподняли, и в рот полилась очередная порция, на сей раз чистого вина.
— Поработала ты на славу, милашка, — одобрительно оценила моё состояние смотрительница, — аванс твой я отдала подруге, как ты и просила, но кое-кто оставил тебе сумму сверху. Я не жадная — получишь половину по праву. Держи одежду и свои цацки.
Сверху легла ткань, руки меня по-прежнему не слушались,
— Можешь пока приходить в себя… — бормочущий голос смотрительницы плавал вокруг меня, будто женщина перемещалась по комнате. Хлюпнула вода, словно в ней полоскали тряпку, затем последовало шорканье — за гостями отмывался забрызганный пол. — Скажи мне, что за странное желание напиться сон-травы? И удовольствия-то, верно, никакого. Мужчину, когда его к себе прижмёшь, слаще любить… Ну, да воля ваша, кому что охотнее…
Смотрительница, разговаривая со мной, вымыла пол. К тому времени вино подействовало, должно быть, оно нейтрализовало яд сон-травы; я смогла открыть глаза и сдвинуть руку к одежде, лежащей на мне свёртком.
— Очнулась? — заметила моё движение хозяйка притона, подошла и помогла привстать. — Давай-ка на диванчик, я его уже протёрла. Всё надо сразу отмывать, а то потом присыхает, страсть невозможная оттирать.
Женские объятия оказались неожиданно сильными, меня усадили на диванчик в обнимку с одеждой. Амулет Тибо упал по дороге, смотрительница его подняла и сунула мне в руки:
— Остальные твои цацки подруга забрала, сказала, потом отдаст. Да только что-то её не видно. Знает, что я с первыми петухами закрываюсь, поторопилась бы. Сейчас домою пол, обожди, схожу глянуть её…
Артефакт Райана исчез вместе с Йарой. Забегая вперёд, чтобы больше никогда о ней не вспоминать, скажу. Подготовка к мести заняла у неё неделю. Это и договорённость со смотрительницей субботнего притона для «голодных» магов и лумерок. И процесс создания настойки сон-травы нужной концентрации. В день отъезда Йара заказала на кухне ягодный отвар, в него же влила настойку, а смотрительнице оставалось его подогреть и всунуть мне в руки.
Как только Йара убедилась, что план её работает идеально, она ушла, прихватив на память обо мне безделушки, как думала — простенькие серьги моей госпожи и артефакт Райана. Наверняка, нацепила его себе на шею, но почувствовала неладное. Так сказал лодочник, отвозивший её на континент глубокой ночью. Потому что пассажирка вдруг захрипела, сорвала с себя ценную вещь и бросила за борт. Артефакт Райана не признал чужую хозяйку.
Йаре крупно повезло, что порывавшийся её найти герцог относительно быстро успокоился. Я подозревала, что он отплатил ей той же монетой — расчётливо и зло. Лавку Йары с разной дамской мелочью покупатели вдруг стали обходить за версту, словно проклятое место, и лумерке пришлось распрощаться с мечтой разбогатеть, не работая остаток жизни.
Как-то я мельком видела её в толпе необручниц, и сир Брис подтвердил — Йара действительно устроилась в один из домов утех. Это может показаться странным, но в тот момент моя обида была основательно затёрта временем и событиями. Я пыталась встретиться с Йарой, но стоило мне увидеть рядом с ней Лею в похожем открытом платье девицы, привлекающей внимание прохожих мужчин, как желание общаться со старыми знакомыми улетучилось.
Более чем очевидно, у меня поднялся жар. Меня знобило так, что я никак не могла натянуть на себя платье, сумев лишь сунуть ноги в ботиночки, ибо мокрый дощатый пол не грел. Чулки цеплять было не к чему — обрывки нижнего белья смотрительница сразу унесла, порадовавшись новым тряпкам для уборки. А сама она вернулась ко мне, закончив своё мытьё и с известием, что подруга меня, скорее всего, бросила.
— Я вызову тебе повозку и даже заплачу, раз вышел такой конфуз, — пообещала старуха. — Что? Не хочешь? Сама дойдёшь? Далеко идти-то?