Дом мне понравился сразу. Сложен он был из камня — эдакий маленький замок в два этажа и с несколькими комнатами. Ещё во дворе лежали строительные материалы, но я сразу заметила колодец и траншею от него, ведущую в дом. Внутри, конечно, был ужасный беспорядок. Как ни старался мой муж представить всё идеальным к нашему приходу, любопытство Хетуин не дало ему это сделать.
Сир Сеймон не стал задерживаться: он торопился назад, к судёнышку, чтобы потереть память хозяину, его помощникам и затем вернуться с ними на Аднод. Ну а мы засучив рукава принялись за уборку, пока малыш спал, и прерываясь, когда требовалось покормить его, сменить мокрую простынку, искупать — в общем, лумерские домашние заботы поглотили нас. И, хотя Райан до самого вечера намекал на бурную брачную ночь, уснул первым, едва улёгся поудобнее на свежезаправленную постель.
Были ли мы счастливы в те годы, когда приходилось начинаться сначала? О да! Ведь мы оба умели находить удовольствие в труде, тем более всё это было наше — дом, семья, любовь. И ничто из этого не зависело от кого-то другого или обстоятельств.
В сутолоке первых месяцев на новом месте я почти забыла об Академии, где за меня доучивалась Эва-Ива, выполняя задания за двоих. Получив по окончании наши рекомендационные письма с отметками и прислав мне моё, Эва-Ива призналась, что учёба в Лумерской Академии показалась ей крайне занимательной и полезной после Королевской. Она даже планировала в будущем, когда служба ей позволит, открыть собственное дело, для развлечения и борьбы со скукой, свойственной многим магам.
Мы трудились не покладая рук, не забывая и о себе. Через полгода я снова почувствовала себя в положении, и Райан был счастлив. К тому времени отложенные им деньги почти иссякли, но уже был загон и строения для скота, я начала печь пироги, делать сыр и заниматься шерстью. Строились конюшни, чтобы весной принять первых арнаахальских жильцов… Всё шло, как должно было быть.
Анна родилась, когда Анри исполнилось полтора года. Ещё через два года родился Лео, в отличие от старших детей он был кареглазым, но порода Гурайд и Ризов смешалась очень удачно. Лео тоже обещал вырасти красавчиком, как зеленоглазый Анри и сероглазая Анна. В нашем доме всегда было много детей, включая Эфу, дочь Тибо, мою первую помощницу и няньку. Наведывавшийся к нам сир Сеймон (тут и оракула не нужно было спрашивать) был определённо счастлив в вечернем гвалте детских голосов и суеты: бездельником никто не рос, всем находилась работа. Аднод добавил здоровья старику и точно омолодил его, магией Дыв-Кариата и страстью госпожи Гленды.
Из других старых знакомых изредка у нас бывали только Эдрихамы. Каждая их поездка становилась приключением, ведь мы просили их не привлекать внимание местных и играть роль зажиточных торговцев из Люмоса, а не аристократов. В этом деле важно было предусмотреть всё: причёску попроще, одежду… Госпожу Амельдину это веселило. Когда их дети достигли сознательного возраста, такого, что могли пересказать любопытным детали поездки, Эдрихами стали приезжать без детей и реже.
А вот Генриха за десять лет мы видели всего один раз. Но после этого можно было не сомневаться: он в курсе всех наших дел. Когда кто-то из детей заболевал (что, впрочем, было нечасто), то в тот же день, к вечеру, в почтовом портальном ящике оказывался сосуд с лекарством и рецептом. «Письмо» приходило всегда с общественного портального ящика, в этом мы убедились, попытавшись первые разы отправить ответную записку с благодарностью.
О том, что Роланд Третий страшно занят государственными делами, нам сообщал сир Брис, который виделся с ним на заседаниях Совета. Говорил, что король выглядит заметно старше своего возраста, часто — усталым. Через восемь лет с нашего расставания, у Роландов родилась дочь. Большая разница в возрасте между детьми, кажется, только добавила родительской любви маленькой принцессе. Сир Брис видел, как нежно смотрел на малышку король, когда однажды Её величество королева Хетуин поднесла отцу дитя, чтобы тот благословил её на сон.
Да, наверное, мы делали всё правильно, потому что за этот долгий период счастья ни Ризы, ни кто-нибудь от Хетуин и даже просто подозрительный человек не появились у нас дома. Правда, Райан при постройке на стенах использовал охранные магические руны с подачи сира Сеймона, но я всё-таки верю, что дело было не в них.
О ком я забыла рассказать? Ах да, у Иларии и сира Рафэля тоже всё обстояло благополучно. У них родилось двое замечательных деток — мальчик и девочка. Сир Брис пару раз бывал в гостях по соседству — у коллеги по Совету сира Марсия, мужа Элоизы, являющейся дочерью погибшего сира Вэна Делоне. Там он видел Иларию и её детей. Сказал, что дочурка растёт копией своей матери, а старший — вылитый сир Рафэль.
Одной фразой, все, кто упорно шёл к своему мирному и спокойному счастью, наполненному любовью близких, добился его. Даже сир Арлайс.
Недавно мы получили письмо от сира Бриса, в котором он упомянул новость, которую, нарочно или нет, сир Арлайс постарался раструбить на весь Люмос. У его племянников, двойняшек сестры (той самой, муж которой погиб на Сурьянском руднике вместе с сиром Вэном Делоне, инквизитором Одри и «моим мужем»), в тот зимний октагон были обнаружены признаки портальной магии. И, почувствовав долгожданную награду за свои ожидания, сир Арлайс возился теперь с этой парой детишек, мальчиком по имени Лоуренс и девочкой Глорией.
Райн, никогда не начинавший разговоров об отце, в тот раз выслушав про новость, спокойно сказал:
— Этим детям остаётся только посочувствовать. Если сир Арлайс не вырастит из них двух чудовищ, я сильно удивлюсь.
Вот так, даже отцом не назвал…
Анри был младше племянника сира Арлайса на несколько месяцев, и мы немного переживали за приближающиеся тревожные года. Проявление сильной неконтролируемой магии могло сулить нам расставание.
С рождения Анри развивался, как все нормальные дети. Магических, необычных и бросающихся в глаза проявлений, как у малыша Мио, не наблюдалось, если не считать одного, похожего на наследственный дар усиленного обоняния. Ещё в его младенчестве я обратила внимание, что перед тем, как взять грудь, Анри будто бы принюхивается к ней. Он также любил, обнимая Райна, уткнуться ему в ноги, живот, грудь — куда доставал с возрастом, и при этом будто запоминал или наслаждался его запахом. Мы обратили на это внимание, но тревогу не забили: не тот это был дар, чтобы беспокоиться.
Когда родилась Анна, и приходилось укладывать Анри отдельно, поначалу было трудно, но он однажды вцепился в мою шаль, стянул её, обнял — и быстро уснул. Мы решили повторить этот опыт. Моя шаль стала его любимой второй подушкой, успокаивала, и малыш приучился засыпать самостоятельно. Остальных странностей не было, до поры до времени, но это уже совсем другая история — история наших детей и их будущего.
А моя история простой лумерки, не смевшей мечтать о счастье, но ставшей благодаря обстоятельствам необручницей, любовницей Его величества и матерью его сына, закончилась десять лет назад. В день, когда мы с Райаном, бывшим герцогом и потенциальным наследником предыдущего короля, создали брачные узы и уехали так далеко, что плохое из нашего прошлого не смогло нас найти.
С рождением второй дочери, официально родной Райану, я взяла его имя — Морфилл, что на древнелюмерийском означало «кит». Его Райан нашёл в списках имён предков, какой-то незаслуженно забытый потомок Белого Рыбака, среди королевских родов непопулярного Основателя. А из имени выбросил одну букву, в знак отречения от рода Ризов и намекая на лумерскую традицию давать детям укороченные имена.
Я знаю, что Райн никогда не сожалел об отказе от родовых традиций, хотя часто вспоминал мать, сиру Катрин, и младшего брата, не унаследовавшего дар поисковика. Через сира Бриса отправлял им на дни энджела небольшие подарки. Но это были незаметные бледные росчерки эмоций на цветной и яркой картине нашей судьбы. Судьбы, в которой мы были человекорыбами в океане судеб Белой Владычицы и древнего Дыв-Кариата — большим китом и маленькой летучей рыбкой.
Конец