— Собственных волос у меня круглым счетом с десяток, словно у лысого старика.
От сердечного огорчения госпожа увлажнила слезами свои рукава.
— Вот уже четыре года, как я вступила в любовный союз с господином этого дома. Если случится ему иногда вернуться домой слишком поздно, «уж это недаром!» — сержусь я и, отодвинув подальше свое изголовье, притворяюсь спящей. Хороший повод для притворной размолвки и любовной игры, но в душе моей страх: ведь если ненароком мои волосы растреплются, то — прощай любовь! Как это мне горько! Долгие годы скрываю я свою беду от всего света. Боже тебя сохрани о ней проболтаться! Женщины должны стоять друг за друга, — и она подарила мне с своих плеч косодэ, сплошь расшитое золотом и серебром.
Узнав о печальной тайне моей госпожи, я пожалела ее от всей души. Следуя за ней повсюду, как тень, я при помощи бесчисленных ухищрений умела скрыть ее недостаток от чужих глаз.
Но с течением времени в сердце госпожи вселилась беспричинная ревность. Она позавидовала моим прекрасным от природы волосам и приказала мне их остричь. Жалко мне их было, но что поделать! — хозяйской воли нельзя ослушаться.
— Но ведь они скоро отрастут. Повыдергай себе волосы так, чтобы лоб у тебя оплешивел, — приказала тогда госпожа.
Какое бессердечие! Я попросила расчет, но госпожа не захотела меня отпустить, а изводила злыми словами с утра до позднего вечера.
Я совсем исхудала и, возненавидев свою госпожу, задумала недоброе. Мне хотелось, чтобы господин увидел, какие у нее волосы, и разлюбил ее.
Я так приучила кошку играть по ночам с моими волосами, что она каждый вечер стала вскакивать мне на плечи.
Однажды в позднюю пору уныло лил дождь, и господин мой в обществе женщин с удовольствием слушал игру на кото. А я, улучив минутку, натравила кошку на госпожу. Кошка немилосердно вцепилась ей в волосы. Посыпались шпильки, выпала фальшивая накладка… Все тайное стало явным взору, и любовь, которая пять лет жила в сердце господина, исчезла в единый миг!
Красивое лицо госпожи изменилось от стыда и горя, она набросила себе на голову покрывало и погрузилась в печаль. С тех пор господин охладел к ней и вскоре, придравшись к какому-то пустячному поводу, отослал назад на родину. А я, улучив удобную минуту, прибрала хозяина к рукам.
Как— то вечером, когда дождь лил не переставая и поблизости никого, кроме нас двоих, не было, господин спал в гостиной, положив голову на край токономы [98], как на изголовье.
«Вот самое время добиться победы!» — решила я и, хотя он и не думал меня звать, нарочно откликнулась:
— Иду! Иду!
Я подошла к нему и разбудила его:
— Вы звали меня? Что изволите приказать?
— Я не звал.
— Ах, значит, я ослышалась!
Но я и не подумала уйти, притворившись простушкой, не знающей приличий. Закрыла его ноги одеялом, подложила под голову подушку…
— Нет ли здесь людей? — спросил он.
— Сейчас как раз ни души, — и не успел он взять меня за руку, как я забрала его в свои руки.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СОДЕРЖАНИЕ ЧЕТВЕРТОЙ ЧАСТИ
Свадьбы не по средствам
В наше время играют пышные свадьбы даже горожане и простые крестьяне. Насмотревшись и наслышавшись, с каким великолепием празднуют их в знатных домах, они наперебой соперничают друг с другом в роскоши, не считаясь со своим состоянием. Дают в приданое множество красивых вещей: и наряды, и домашнюю утварь. Вот каков нынешний обычай! Никто и знать не хочет, по средствам ли такое мотовство!
Часто — от недалекого ума — мать не в меру гордится дочкой самой дюжинной наружности. Только дочке исполнится лет одиннадцать-двенадцать, как мать уже не знает, как ее нарядить, стараясь выставить напоказ все ее достоинства: нежную кожу лица, природную грацию…
Молоденькие дочери и невестки принимают за чистую монету необычайные любовные истории в последних театральных пьесах; это порождает в них легкомыслие, а легкомыслие приводит к порче нравов.
Щеголихи из кожи лезут вон, перенимая все актерские повадки, даже пояс повязывают в одно дзё два сяку длиной.
В старину носили пояса в два раза короче, но за последнее время прихоти моды требуют, чтобы пояс был неслыханной длины. Узоры на косодэ тоже должны быть нового фасона: в моде вышивать круги розового цвета. Со стороны кажется, что рисунки набиты краской, а на самом деле они вышиты тончайшими нитями ста разных оттенков. Вышить одно платье стоит пять рё. И все на свете так идет. Незаметные траты чудовищно растут… Таковы безумные прихоти нашего века!
Когда недавно на улице Ситадэра-мати читали историю воздвижения статуи «Великий Будда» в храме Нан-Тодайдзи [99], то и благородные дамы, и простолюдинки слушали рядом, касаясь друг друга рукавами.
Стояла в толпе одна женщина, уже миновавшая лучшую пору своей жизни, не было у нее, как говорится, ни цветов, ни аромата, да к тому же лицо лошадиное, вытянутое вперед. Если разобрать ее по косточкам, так только уши как у людей, а все остальное — просто никуда, но она была из богатого дома и разряжена по последней моде. Нижнее платье из белого атласа риндзу, на нем второе — из двойного шелка с фиолетовыми кругами, а поверх еще одно — из тонкого шелка хатидзё цвета ириса на пурпурной подкладке. К этому широкий пояс с рисунком в виде продольных полос и столько разных украшений и безделушек, что свободного места не оставалось.
Молодые приказчики из лавки тканей, опытные в своем деле, судачили между собой:
— Подсчитать, что на ней навешано, так наберется на один кан триста семьдесят моммэ, не меньше.
В толпе возмутились:
— Поглядите только, до чего же доходит мотовство! На эти деньги можно было купить большой хороший дом на южной стороне улицы, а она их на ветер выбросила, щеголиха этакая!
Я оставила службу у своих господ в начале летнего полугодия [100] и, не пожелав более поступить на постоянное место, стала прислуживать на свадьбах в Нанивадзу или Екобори [101].
[98] Парадный альков в японском доме. Пол его приподнят при помощи деревянного настила.
[99] Статуя «Великий Будда» (Дайбуцу), 16 м высотой, была отлита из бронзы в 752 г. Для того времени была высоким достижением литейного искусства.