И это значит, что я в дерьме. Оборотни охраняют свои территории, и это - последнее место, где клан вер-пум будет меня искать, пропади я без вести. Более вероятно посчитают, что я сбежала со своим хреновым бывшим, а не похищена. Печально.
И на руку местным.
Я начала выворачивать руки. Веревка так туго затянута, что у меня начинает колоть пальцы. Я не смогу перекинуться с завязанными руками. Ошейник на шее тоже туго затянут, я тяну шею в разные стороны, чтобы увидеть, сколько у меня есть возможностей вывернуться. Ни одной. Ух. Сомнений не остается, попробуй я изменить облик и сломаю себе шею, как они и сказали.
Я застряла здесь.
Думая, кусаю нижнюю губу. Что-то ведь я могу сделать. Не могу же просто сидеть сложа руки. Господи, меньше чем через неделю у меня начнется течка и... а если я останусь здесь в окружении Андерсонов? Неотесанных, жующих табак Андерсонов?
Да я лучше застрелюсь.
***
КОННОР
- Что значит "ты украл самку Расселов"? - повторил я слова Бака, уверенный, что ослышался. Мой брат не мог быть настолько тупым, ведь так?
Но он смотрит на Мейнарда и Леви, а затем маниакально смеется. Вайятт, Оуен и Тони, сидящие на потрепанном диване, словно "Три Балбесса"1, пихают друг друга локтями. Сидящая у разбитого камина Грейси - моя сестра - просто закатывает глаза и возвращается к своему педикюру. Наша стая - развалина. Всегда была и всегда будет, пока у руля дядя Леви.
Обычно, я больше чувствую себя посторонним, чем заместителем дяди, его бетой.
Сегодня определенно один из таких дней.
- У тебя проблемы со слухом, тупица? - пошутил Майнард. Подойдя ко мне, он начинает стучать по моей голове.
Я отодвинул его руки, оскаливая зубы.
- От-ва-ли.
- О-о-о. Теперь с разрешением на продажу домов дорогих людишек, мы такие капризные. - Дразнит он и тянется, чтобы потрепать меня по волосам, как когда я был маленьким, неуклюжим мальчуганом. Но к чертям собачьим это все. Мне двадцать пять, и я устал от издевательств старших, более глупых родственников.
- Вернемся к девчонке, - говорю я, выворачиваясь из хватки. - Какой девчонке Рассел?
- Милашке, - отвечает Грейс, не поднимая взгляда. - С длинными, каштановыми волосами.
Нутро стискивает мерзкое чувство.
- Саванна Рассел?
- А мы знаем о каких-то других девчонках Рассел? - спрашивает Бак.
- Где она? - требую я, снимая куртку и кидая ее на шаткий стол. Вот же черт. Если эти придурки сделали то, что я думаю, мы в таком дерьме. По наши души придут Расселы, вместе со всеми другими кланами, с которыми заключили союз, и нас поджарят на вертеле.
- Он опять за свое, - произносит, растягивая слова, Леви. - Она наверху, мальчишка. Но ты ее не отпустишь. И точка. Понял?
Это приказ, а Леви - мой альфа. Я останавливаюсь и неохотно ему киваю, стискивая челюсть. Я не могу ослушаться прямого приказа своего альфы. От одной только мысли по коже бегут мурашки, пусть я даже взбешен тем, что они кого-то похитили. Особенно тем, что они похитили именно ее.
- Хорошо, - говорит дядя Леви. - Обращайся с ней ласково. Мы выменяем ее на кое-кого другого. А ее нужно сохранить красивой и милой. - Он делает большой глоток пива.
Будто я ее могу побить. Я еще раз киваю ему, а затем взбегаю вверх по лестнице, идя по следу незнакомого аромата кошки-оборотня, наполнивший ветхий дом, который стая Андерсон использует в качестве места встреч. Неудачная копия викторианского стиля, стоящая посреди нигде и заброшенная, вероятно, в середине пятидесятых годов. Электричества нет, как и воды, а крыши нет, и хотя и помойка, но место уединенное. Да и помойничество не волнует стаю. Им нравится отдаленность этого места.
Обычно, мне плевать, но сегодня при каждом скрипе и стоне древесины лестницы, я глубже вдыхаю, раздувая ноздри. Дом в аварийном состоянии, а она на втором этаже. Господи, меня окружают дебилы.
Я подбегаю к комнате, единственной в которой есть кровать, распахиваю дверь и заглядываю внутрь...
А вот и она.
Я замираю в коридоре, ошеломленный ее образом. Трепещу перед видом нежного овала ее лица, округлых изгибов ее тела. Саванна спит, свернувшись клубком на кровати, длинные ресницы откидывают тени на щеки. Изящными руками она сжимает ошейник. А волны каштановых волос, в которых я мечтал спрятать лицо, раскиданы по матрасу. Эта ее нежная кожа. Черт, а этот ее запах кошки. Меня поразило собственническое чувство.