Она закрыла глаза, чтобы не видеть этого; красота напоминала ей о Яне. Суровая природа напоминала ей о Яне. Великолепие красок напоминало ей о Яне. Скрученные ветви напоминали ей о Яне…
Глубоко вздохнув, Элизабет снова открыла глаза. Грубая кора ствола дерева впивалась ей в спину и плечи, но молодая женщина не отодвинулась; боль свидетельствовала о том, что она еще жива. Кроме боли, ничего. Пустота. Пустота и тоска. В голове звучал хрипловатый голос Яна, шепчущий нежные слова, ласкающий и дразнящий ее.
Звук его голоса… Избитая спина Роберта.
– Где он? – спросил Джордан у дворецкого в лондонском доме Яна и, получив ответ, прошел мимо него быстрыми шагами в кабинет.
– У меня новости, Ян.
Он подождал, пока Торнтон закончил диктовать короткую записку, отпустил секретаря и, наконец, обратил на него внимание.
– Господи, как я хочу, чтобы ты прекратил это! – воскликнул Джордан.
– Прекратил что? – спросил Ян, откидываясь в кресле.
Джордан смотрел на него в бессильном гневе, не зная, почему поведение друга так расстроило его. Рукава рубашки закатаны, Ян был свежевыбрит, и если не считать, того, что страшно похудел, у него был вид человека, который управляет своей вполне удовлетворительной жизнью.
– Я хочу, чтобы ты перестал вести себя, как будто… как будто все нормально!
– А что ты хотел, чтобы я делал? – ответил Ян, вставая и подходя к подносу с напитками. Он налил шотландского виски в два стакана и подал один Джордану. – Если ты ждешь, что я буду жаловаться и рыдать, то напрасно тратишь время.
– Нет, в данный момент я рад, что ты не впадаешь в истерику в мужском варианте. Как я сказал, у меня есть новости, и хотя они не покажутся тебе приятными с личной точки зрения, это наилучшие новости с точки зрении твоего положения на суде на будущей неделе. Ян, – нерешительно сказал Джордан, – наши сыщики – твои сыщики, хочу я сказать, наконец, напали на след Элизабет.
Голос Яна был холоден, выражение лица не изменилось.
– Где она?
– Мы еще не знаем, но ее видели едущей по дороге в Бернам в обществе мужчины через двое суток после исчезновения. Они остановились в гостинице около пятнадцати миль к северу от Листера. Они, – он заколебался и разом выдохнул, – они путешествовали, как муж и жена, Ян.
Ничего, кроме того, что рука Яна чуть-чуть крепче сжала стакан виски, не показало, как он воспринял эту потрясающую новость или все эти душераздирающие грязные намеки.
– Есть еще новости, и такие же хорошие… я хочу сказать, такие же ценные… для нас.
Ян залпом выпил содержимое своего стакана и сказал с ледяной решительностью:
– Я не вижу, как другие новости могут быть лучше. Уже доказано, что я не убил Элизабет, и в то же время она дала мне неопровержимые основания для развода.
Стараясь не выражать сочувствия, которое, как он знал, Ян отвергнет, Джордан наблюдал, как Торнтон вернулся к своему столу, и тогда решительно продолжил:
– Обвинитель может попытаться доказать, будто ее попутчик – похититель, которому ты заплатил. Следующие сведения помогут убедить всех на суде, что она планировала и готовилась заранее покинуть тебя.
Ян смотрел на него в бесстрастном молчании, и Джордан объяснил:
– Она продала свои драгоценности ювелиру на Флетчер-стрит за четыре дня до исчезновения. Ювелир сказал, что не заявил об этом раньше, потому что леди Кенсингтон, которую он знал как миссис Робертс, казалась очень напуганной. Ему не хотелось выдавать ее, если она убежала от тебя по какой-то важной причине.
– Ему не хотелось выдавать, сколько он нажил на этих камнях в случае, если они в действительности не принадлежали ей, – возразил Ян со спокойным цинизмом. – Поскольку газеты не написали, что они украдены или потеряны, он посчитал безопаснее признаться.
– Вероятно, но дело в том, что по крайней мере тебя не будут судить по этому выдуманному обвинению в ее убийстве. Так же важно, поскольку сейчас ясно, что она «исчезла» по своей воле, то дело не кажется таким мрачным, когда тебя будут судить по обвинению, что ее брата… – он замолчал и затем сказал: – Сыщики не могли знать, что драгоценности исчезли, так как слуги в Хейвенхерсте думали, будто они спокойно лежат в твоем доме, а твои слуги считали, что они в Лондоне.
Ян взял перо и контракт из стопки бумаг рядом с его рукой.
– Теперь я вижу, как это произошло, – сказал Ян, не проявляя интереса. – Однако есть вероятность, что это не повлияет на обвинение. Они будут утверждать, что я нанял подставных лиц, которые продали драгоценности и уехали вместе, и этому заявлению поверят. А теперь, ты хочешь продолжать участвовать в этом совместном судоходном предприятии, которое мы обсуждали, или предпочтешь отказаться от него?
– Отказаться? – спросил Джордан, совершенно потерявший способность терпеть полное бесчувствие Яна.
– В данный момент моя репутация как честного и надежного человека подорвана. Если твои друзья выйдут из дела, я пойму.
– Они уже вышли, – неохотно признался Джордан. – Я остаюсь с тобой.
– Даже хорошо, что они вышли, – ответил Ян, беря контракты и вычеркивая имена других партнеров. – В конце концов, мы оба получим большую прибыль.
– Ян, – тихо и решительно произнес Джордан, – ты напрашиваешься на то, чтобы я ударил тебя, просто для того, чтобы посмотреть, поморщишься ли ты. Я уже вытерпел, сколько мог твое безразличие к тому, что происходит.
Ян поднял глаза от документов, и тогда Джордан увидел, как сжались челюсти Яна, чуть заметный неуправляемый признак ярости или страдания, и, почувствовав облегчение, смутился.
– Не могу выразить, как я сожалею о своем замечании, – тихо извинился он. – И если это как-то утешит, я знаю по себе, каково думать, что твоя жена предала тебя.
– Я не нуждаюсь в утешении, – резко сказал Ян. – Мне нужно время.
– Чтобы пережить это, – согласился Джордан.
– Время, – холодно и медленно произнес Ян, – чтобы пересмотреть эти документы.
Когда Джордан шел через холл к входной двери, он не был уверен, не привиделось ли ему это микроскопическое проявление чувства.
Элизабет стояла у того же самого дерева, к которому приходила каждый день, чтобы посмотреть на море. Корабль должен был вот-вот прийти, корабль, направляющийся на Ямайку, как сказал Роберт. Он стремился покинуть Британию, болезненно стремился, и кто может обвинить его, думала она, медленно проходя по краю обрыва, который резко обрывался на несколько сот футов к камням и песку внизу.
Роберт снял для них комнату в доме, принадлежащем мистеру и миссис Хоган, и сейчас он хорошо питался, набирая вес от великолепной стряпни миссис Хоган. Как почти все остальные жители Хелмшида, Хоганы были добрыми работящими людьми, а их четырехлетние сыновья-близнецы являли собой чудо энергии и широких улыбок. Все четверо Хоганов очень нравились Элизабет, и если бы от нее зависело, она бы охотно осталась навсегда в Хелмшиде, спрятавшись здесь.
В отличие от Роберта, Элизабет не стремилась покинуть Британию и не боялась, что ее найдут. Странным образом она находила здесь какой-то безжизненный покой – была достаточно близко от Яна, чтобы почти ощущать его присутствие, и достаточно далеко, чтобы знать: что бы он ни сказал или сделал, это не могло причинить ей боль.
– Отсюда высоко падать, миссис, – сказал мистер Хоган, подходя к ней и хватая ее своей мозолистой рукой за руку. – Отойдите от края, слышите?
– Я не заметила, что я так близко от края, – ответила Элизабет, искренне удивленная, увидев, что кончики ее туфель не касаются твердой земли.
– Идите в дом и отдохните. Ваш муж объяснил нам, какое тяжелое время вы пережили и как вам надо пожить в покое некоторое время.
Открытие, что Роберт рассказал что-то об их положении кому-то, особенно Хоганам, которые знали, что они ждут корабля, идущего в Америку, или на Ямайку, или в какое-то другое место, подходящее для них, проникло в ее болезненное сознание, и она спросила: