Выбрать главу

– Я не употребляю крепких напитков, – сообщила Люсинда Дункану. – Более того, добрый мой человек, – добавила она с самодовольным выражением, то ли с улыбкой, то ли с насмешкой, – опийную настойку я тоже не употребляю.

Сделав это поразительное заявление, она повернулась, взмахнув своими ненарядными серыми юбками, и ушла портить настроение другой компании. Трое мужчин, онемевшие от изумления, смотрели друг на друга и неожиданно разразились хохотом.

Элизабет взглянула на Яна, когда он принес ей бокал шампанского.

– Спасибо, – сказала она, улыбаясь ему и показывая на Дункана, герцога и Джейка, которые тряслись от охватившего их шумного веселья. – Они по-настоящему веселятся, – заметила Элизабет.

Ян рассеянно посмотрел на смеющихся мужчин и снова взглянул на нее.

– От твоей улыбки у меня перехватывает дыхание.

Элизабет услышала, как хрипло звучит его голос, и заметила почти сонное выражение в его глазах, и подумала о причине, когда он тихо сказал:

– Пойдем?

Это предложение объяснило Элизабет, что выражение его лица должно быть вызвано усталостью. Она сама была более чем готова отдохнуть в своей спальне, но так как никогда прежде не была на свадебном приеме, то считала, что протокол должен быть такой же, как на других торжественных приемах, то есть хозяин и хозяйка не могут удалиться до тех пор, пока не уйдет или не удалится в отведенную ему комнату последний гость. Сегодня все до последней комнаты для гостей будут заняты, а на завтра готовился большой свадебный завтрак, за которым последует охота.

– Я не хочу спать, просто небольшая усталость от того, что пришлось столько улыбаться, – сказала Элизабет замолкнув, чтобы одарить еще одной улыбкой гостя, который поймал ее взгляд и помахал рукой. Повернувшись к Яну, она мило предложила: – Сегодня был долгий день. Если ты хочешь уйти, я уверена, все поймут.

– И я уверен, что поймут, – сухо добавил Ян, и Элизабет озадаченно заметила, что его глаза неожиданно, заблестели.

– Я останусь здесь и заменю тебя, – вызвалась она.

Глаза его загорелись еще ярче.

– Ты не думаешь, что если я уйду один, это будет: выглядеть немного странно?

Элизабет знала, что это покажется по меньшей мере невежливым, если именно не странным, но затем ей пришла в голову идея, и она заверила его.

– Предоставь все мне. Я объясню твое отсутствие, если кто-нибудь спросит.

У него дрогнули губы.

– Просто из любопытства – чем же ты объяснишь мое отсутствие?

– Я скажу, что ты нездоров. Это, конечно, не может быть что-то серьезное, иначе нас уличат во лжи, когда ты появишься совершенно здоровым за завтраком и затем поедешь на охоту. – Она поколебалась, задумавшись, и затем решительно добавила: – Я скажу, что у тебя голова болит.

Его глаза широко раскрылись от смеха.

– Очень любезно с твоей стороны, что ты готова солгать ради меня, моя леди, но именно такая ложь заставит меня драться на дуэли весь следующий месяц, так как даст повод для клеветы относительно моих… э… мужских качеств.

– Почему? Разве у джентльменов не болит голова?

– Нет, – сказал он с грубоватой усмешкой, – не в их свадебную ночь.

– Не понимаю, почему.

– Не понимаешь?

– Нет, – добавила она сердитым шепотом, – я не понимаю, почему никто не уезжает, хотя уже так поздно. Я никогда не бывала на свадебном приеме, но, кажется, им пора ложиться спать.

– Элизабет, – сказал он, стараясь не рассмеяться. – На свадьбе гости не могут уехать, пока не удалятся к себе невеста с женихом. Если ты взглянешь туда, ты увидишь, как мои бабушки уже клюют носом в своих креслах.

– О, – воскликнула она, тотчас же раскаиваясь. – Я не знала. Почему ты не сказал мне раньше?

– Потому что, – сказал Ян, беря ее за локоть и направляясь к выходу, – я хотел, чтобы ты насладилась каждой минутой нашего бала, даже, если б нам пришлось прислонить наших гостей к кустам, чтобы они не упали от усталости.

– Кстати о кустах, – пошутила Элизабет, останавливаясь на галерее, чтобы в последний раз с удовольствием посмотреть на «сад» из растений в горшках с шелковыми цветами, занимавший четверть длины всего бального зала. – Все говорят, что главной темой, которая украсит любой бал, будет сочетание садов и беседки. Я думаю, ты ввел новую моду.

– Ты бы видела свое лицо, – поддразнил он, увлекая ее дальше, – когда ты поняла, что я сделал.

– Мы, вероятно, единственная пара, – ответила она, посмотрев на него с веселым видом заговорщицы, – которая открыла бал, танцуя вальс в стороне от всех.

Когда оркестр заиграл первый вальс, Ян привел ее в копию «беседки», и они открыли бал оттуда.

– Ты не была против?

– Ты же знаешь, что нет, – ответила Элизабет, поднимаясь рядом с ним по лестнице, огибающей вход.

Ян остановился около ее спальни, открыл перед ней дверь и хотел привлечь к себе, но остановился, увидев двух слуг, спускающихся в холл с кипами белья в руках.

– У нас еще будет время, – прошептал он. – Столько, сколько пожелаем.

Глава 30

Не замечая недовольного лица Берты, расчесывающей ее густые волосы, Элизабет сидела за туалетным столом в кружевной ночной рубашке из кремового шелка, которая, как утверждала мадам Ля Салль, доставит особое удовольствие маркизу в его брачную ночь.

Однако в эту минуту Элизабет не беспокоило, насколько обнажает ее грудь глубокий V-образный вырез лифа, или что ее левая нога видна до колена в соблазнительном разрезе. Во-первых, она знала, что ее скроет одеяло; во-вторых, сейчас, когда впервые за этот день она оказалась в одиночестве, ей было намного труднее не думать о мучительных словах, которые сказал мистер Уордсворт.

Отчаянно стараясь думать о другом, Элизабет раздраженно изменила позу и сосредоточила мысли на брачной ночи. Глядя на свои руки, сложенные на коленях, она наклонила голову, чтобы Берте было удобнее справляться с ее длинными прядями, а сама думала о том объяснении, которое дала Люсинда тому, как зачинают детей. Так как Ян подчеркивал, что хочет детей, то вполне вероятно, он пожелает начать сегодня, и если так, то согласно словам Люсинды, они очевидно разделят ложе.

Она нахмурилась, раздумывая над объяснением Люсинды, по мнению Элизабет, оно было довольно бессмысленно. Ей было известно, как другие существа на земле создают своих детей, с другой стороны, она понимала, что невозможно, чтобы люди вели себя таким ужасным образом. Но все же, поцелуй супруга в постели? Если это было бы так, почему же она слышала время от времени скандальные сплетни о какой-то замужней светской даме, чей ребенок, как подозревали, не был ребенком ее мужа. Очевидно, существовал еще способ делать детей, или сведения Люсинды были неверны.

Это привело ее к мыслям о том, как они будут спать. Ее спальня соединялась с его, и она не представляла себе, пожелает ли он лечь с ней в постель, и чья постель это будет: ее или его. Как бы в ответ на невысказанный вопрос, дверь, соединяющая спальню со спальней Яна, открылась, и Берта испуганно вздрогнула; затем злобно посмотрела на Яна, которого, как и еще некоторые слуги Элизабет, продолжала бояться и считать виноватым, и поспешно вышла, закрыв за собой дверь.

Однако Элизабет почувствовала только восхищение и слегка улыбнулась, глядя, как он идет к ней большими легкими шагами, которые всегда казались ей и уверенными, и неторопливыми. На нем все еще были вечерние черные панталоны, в которых Ян был на балу, но он снял камзол, жилет и шейный платок, и белая с рюшами рубашка, распахнутая на шее, открывала сильную смуглую шею. Ян выглядит, подумала Элизабет, в рубашке таким же сурово-мужественным и элегантным, как и в вечернем платье. Здесь обвинения Уордсворта предательски проскользнули в ее сознании, но Элизабет отшвырнула их прочь.