– не дар, вот совсем. А еще? Никому там, дома, не приходилось объяснять, что значит быть
бисексуалом. Я понял с тринадцати лет, что увлекаюсь мальчиками. Но до этого я знал, что,
вероятно, и по девочкам тоже.
Мои слова медленно трансформируются, превращаясь в кое– что другое, лицо, мысль.
Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ ТЕБЯ.
ТАК ПОЧЕМУ У МЕНЯ ТАКОЕ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО
Я, ВОЗМОЖНО, ЛЮБЛЮ ТЕБЯ?
(НО ТОЛЬКО НЕМНОЖКО)
Я оглядываюсь через плечо, переживая, что Отэм может поймать меня на использовании
нашей фразы, когда я думаю о чем– то другом – о ком– то другом – но мое дыхание сбивается
вполовину, когда я замечаю его, стоящего позади меня и читающего через мое плечо.
Порозовевшие щеки, неуверенная улыбка.
– Как дела с аутлайном?
Я пожимаю плечами, скользя ладонью по четырем строфам помешательства на бумаге.
– У меня такое ощущение, что все далеко впереди, – мой голос дрожит. – Я даже не
ожидал, что нужен аутлайн до того, как начал. Я в некотором роде предполагал, что мы сделаем
это здесь.
Себастиан кивает. Склонившись ниже, он тихо произносит:
– У меня не было аутлайна несколько недель.
Гусиная кожа покалывает мои руки. Он так сильно пахнет парнем – намеком дезодоранта и
той трудноопределимой мужественностью.
– Не было? – переспрашиваю я.
Он выпрямляется, качая головой.
– Нет. Я пришел без малейшей идеи о том, что буду писать.
– Но в итоге ты написал нечто блистательное, судя по всему, – я указываю на свою в
большей степени пустую страницу. – Я не рассчитываю, что молния ударит дважды в этом классе
за два года.
– Никогда не знаешь, – говорит он, а затем улыбается. – Я чувствовал присутствие Духа
со мной, пока писал. Я ощущал вдохновение. Никогда не знаешь, что призовет тебя. Просто будь
открыт для этого, и оно придет.
Он разворачивается, удаляясь к следующей группе, а я остаюсь полностью растерянным.
Себастиан знает – должен знать – что я увлечен им. Мой взгляд беспомощно скачет по его
лицу, его шее, его груди, его джинсам, где бы он ни был в кабинете. Он прочитал, что я написал?
Осознает ли он, что в тот момент он был моим вдохновением? Тогда зачем было добавлять
упоминание о Духе?
Со мной играют?
Отэм перехватывает мой взгляд через весь кабинет, беззвучно спрашивая, «Что?», потому
что, уверен, я выгляжу так, будто изо всех сил пытаюсь выполнить какой– то сложный
математический расчет в своей голове. Я встряхиваю головой и убираю руку, снова раскрывая
свои слова на странице.
Что– то загорается во мне, слабое мерцание идеи, нить, распутанная с того вечера в
комнате Отэм до сегодняшнего дня.
Парень– гей. Парень– мормон.
– Себастиан, – зову его.
Он оглядывается на меня через плечо, и наши взгляды, как будто связаны какими– то
невидимыми узами. Спустя пару секунд, он разворачивается и возвращается обратно ко мне.
Я посылаю ему свою самую лучшую улыбку.
– Фуджита, кажется, считает, что мне нужна твоя помощь.
Его взгляд насмешлив.
– А ты считаешь, что нуждаешься в моей помощи?
– У меня всего два предложения написаны.
Он смеется.
– Значит, да.
– Видимо, да.
Я рассчитываю, что он предложит мне отойти к дальнему столу рядом с окном, или
встретиться в библиотеке на моем перерыве. Но я не рассчитываю, что он скажет:
– У меня есть немного времени на этих выходных. Я смогу в эти дни помочь.
Такое ощущение, что остальные в помещении исчезают, когда он произносит это, а мое
сердце срывается на бешенный бег.
Это, вероятно, ужасная идея. Да, я увлечен им, но боюсь, что если копну глубже, то он мне
не понравится.
Но это будет к лучшему, не так ли? Определенно не помешало бы встретиться ненадолго
вне пределов класса, чтобы получить ответ на мой вопрос: могли бы мы вообще стать друзьями, не
говоря уже о большем?
Боже, мне следует действовать осторожнее.
Он сглатывает, и я слежу за тем, как двигается его горло.
– Так удобно? – спрашивает он, притягивая мой взгляд обратно к своему лицу.
– Да, – отвечаю я, и сглатываю. На этот раз он смотрит. – Во сколько?
Глава 5.
Папа сидит в своей обычной зеленой форме за завтраком, когда я встаю в субботу утром,
согнувшись над своей миской с овсянкой, будто та хранит величайший секрет жизни. Только