проявляем себя: крошечные вспышки дискомфорта, реакции, которые мы не можем скрыть. В
некотором роде именно поэтому здесь так ужасно жить и надежно хранить информацию о моей
ориентации за закрытыми дверями дома. Вне пределов дома, я могу выдать себя, по подергиванию
губ на слово «педик», уставившись на кого– то слишком долго, позволив приятелю обнять себя и
сделать это неправильно.
Или просто нервничать из– за того, что он захотел заехать.
Возможно, я просто проецирую это, возможно, просто вижу это в собственной надежде, но
все равно, я хочу слезть, аккуратно оторвать его руки от руля и взять их в свои.
Но вместо этого я выдавливаю шутку.
– Замечу, что ты не отрицал часть с ленью. Теперь я понял, какой ты.
Линия его плеч расслабляется, и он отпускает руль.
– В том смысле, что я не хотел ничего такого сказать, но…
– Может, прекратишь отвлекать меня и поднимешься, чтобы помочь.
Себастиан отбрасывает свой велосипед на траву и выскальзывает из куртки, удивляя меня,
когда легко запрыгивает в прицеп и на корму.
– Вот, теперь ты поймешь, что такое служение.
Я понимаю, что у меня есть шутка о «служении», но умудряюсь сдержать ее при себе.
Уперев руки в бока, Себастиан оглядывается.
– Что нужно сделать?
– Мне нужно снять сидения и сорвать старое ковровое покрытие. Ох, и отскоблить весь
клей. Спорим, что ты теперь сожалеешь, что такой хороший человек, – я протягиваю ему свои
перчатки и позволяю себе три секунды попялиться на него. Он не морщится, нет и намека на
неуместность. Он тоже в последнее время находился на улице. Его кожа теплого оттенка загара.
– Тебе не обязательно давать мне перчатки, – он отталкивает их в сторону.
– Кажется, была еще пара в гараже.
Себастиан соглашается, и я спрыгиваю вниз, пользуясь секундой, чтобы вдохнуть, пока
медленно иду к гаражу и обратно к яхте. Если я прислушаюсь к совету мамы, то это будет
идеальной возможностью, чтобы изложить границы всего, и прояснить, что несмотря на то, что
он знает обо мне, что больше никто не знает, ничего между нами двумя никогда не произойдет
Скоро, говорю себе. Я все скажу ему скоро. Наверное.
Нам удается вытащить второе переднее сидение, вместе со скамейкой, и даже не смотря на
то, что сейчас около шестнадцати градусов – рекорд для этого времени года – мы оба истекаем
потом к тому времени, как занимаемся ковровым покрытием.
– Итак, не пойми неправильно, – произносит он, – но почему твой отец заставляет тебя
заниматься этим, вместо того, чтобы….ну, не знаю… – он виновато склоняет голову, и бросает
взгляд на мой дом. – ….заплатить кому– то?
Я следую за его взглядом на дом. Наш район, пожалуй, самый красивый в этой части
Прово. У домов изогнутые подъездные дорожки и большие лужайки. У каждого есть готовый
цокольный этаж, и у большинства из нас есть законный этаж над нашими гаражами. Это правда,
что мои родители зарабатывают хорошие деньги, но они не расточительны.
– Мама экономит каждую копейку везде, где может. Ее причины: Она уже позволила папе
купить яхту. Она не собирается позволять ему кого– то нанимать, чтобы обслуживать ее.
– Очень похоже на мою маму, – Себастиан усиливает хватку на конкретном трудно
подающемся участке ковра и тянет. Соответствующими рывками он снимается небольшими
четвертями. – Та часть про сохранение каждой копейки, – уточняет он. – Ее девиз: «используй,
носи, работай с этим или обойдись без него».
– Умоляю, никогда не рассказывай моей маме об этом. Она напечатает его себе на
футболке.
Или на наклейке на бампер.
Когда ковровое покрытие наконец– то сорвано, Себастиан распрямляется и отбрасывает
его в сторону, где он приземляется на брезент со шлепком и шлейфом пыли. Тыльной стороной
своей руки он вытирает свой лоб.
Кажется практически преступным то, как мне с усилием приходится отвести взгляд от его
торса.
Оглядевшись вокруг, он изучает разруху.
– И все же. Старая или нет, это очень красивая яхта.
– Угу, – я тоже выпрямляюсь, слезаю на подъездную дорожку. Родители еще не
вернулись, и пригласить его в дом кажется соблазнительно преступным.
– Хочешь попить чего– нибудь?
– Конечно.
Себастиан следует за мной через гараж внутрь дома. На кухне я открываю холодильник,
благодарный охлажденному воздуху на своем лице, и изучаю, что у нас есть. Папа в больнице, а
мама и Хейли уехали по магазинам.
Я признателен за это, но и резко осознаю, что мы одни.
– У нас есть лимонад, кола, диетическая кола, витаминизированная вода, кокосовая вода…
– Кокосовая вода?
– Маме нравится пить ее после тренировок. Лично мне кажется, что на вкус она, как
разбавленный солнцезащитный крем.
Себастиан встает за мной, чтобы заглянуть в холодильник, и у меня перехватывает
дыхание в легких.
– Удивительное, что они не складывают его в упаковки, – когда он смеется, я чувствую,
как смех проходит по его груди.
Я не в порядке.
Он прочищает горло.
– Витаминизированную воду.
Я вытаскиваю две бутылки и протягиваю ему одну, прижимая вторую к своему лицу, когда
он отворачивается ко мне спиной.
– Твой отец – врач? – спрашивает он, разглядывая все вокруг. А я наблюдаю, как он
откручивает крышку и прикладывает бутылку к своим губам для большого глотка. Мое сердце
синхронно бьется с каждым его глотком…
…раз
…два
…три
…и абсолютно уверен, что не дышу, пока он не заканчивает.
– Угу, в «Долине Юта», – я оборачиваюсь к холодильнику, надеясь, что мой голос не
надломился. – Хочешь поесть чего– нибудь?
Себастиан подходит ко мне.
– Да. Не возражаешь, если я помою руки?
– Ага, отличная мысль.
Мы стоим у раковины бок о бок, намыливая свои руки и ополаскивая их под краном. Наши
локти сталкиваются друг с другом, и когда тянусь через него за полотенцем, мое бедро врезается в
его. Это всего лишь бедра, но в моей голове все переходит к тазовым косточкам напротив друг
друга к тому, что трется между ними в мгновение ока. Мое извращение никак иначе –
оперативное.
Понимая, что я не могу просто так стоять здесь у раковины и думать о его бедрах, я
протягиваю ему полотенце и возвращаюсь к холодильнику.
– Сэндвичей будет достаточно?
– Да, спасибо.
Я достаю ветчину и сыр и все что еще могу найти и выцепляю пару тарелок и ножей из
посудомойки. Себастиан занимает место за одним из кухонных стульев. Я толкаю по столешнице
к нему хлеб.
– Итак, как продвигается проект? – он разворачивает пакет, выкладывая хлеб на тарелки.
– Проект?
Он смеется, наклоняясь вперед, чтобы встретиться с моими глазами.
– Ну, помнишь, книга? Для занятий, на которые ты ходишь?
– А книга, точно, – ветчина запакована, поэтому ей требуется немного моего внимания,
чтобы открыть ее, что означает – у меня есть, по меньшей мере, десять секунд задержки. И этого
все равно недостаточно. – Все хорошо.
Он приподнимает бровь, удивленно.
– Хорошо?
Все, что я в последнее время писал, было о тебе, но все классно. Нет необходимости
создавать неловкость между нами.
– Угу, – отвечаю, пожимая плечами, не в состоянии придумать что– то более
выразительное под тяжестью его внимания. – У меня довольно неплохой результат.
Себастиан отрывает лист латука от кочана и аккуратно кладет его в середину своего куска
хлеба.
– Ты позволишь мне прочитать дальше?