– Нет. Полагаю потому, что я встречался с девочками, большинство людей просто решат,
что я натурал.
– Я все равно не понимаю, почему ты не мог просто выбрать девушку, раз можешь.
– Это все зависит от личности, а не то, что я могу сделать, – я беру его руку, переплетая
наши пальцы. – Это не мой выбор. Не больше, чем для тебя.
Могу сказать, что ему не нравится, что я только что сказал.
– Но ты думаешь, что сможешь рассказать об этом большему количеству людей?
Например, если ты будешь с парнем, ты сможешь быть… открытым?
– Все бы узнали об этом, если бы ты пошел со мной на выпускной.
Себастиан смотрит с ужасом.
– Что?
Моя улыбка подрагивает в уголках. На самом– то деле, я и хотел не хотел говорить это.
– Что бы ты ответил, если бы я пригласил?
Противоречивые эмоции сталкиваются на его лице.
– То есть. Я…не смог бы.
Крошечный клочок надежды сдувается в моей груди, но я не удивлен.
– Все нормально, – говорю ему. – В смысле, я бы, конечно же, привел тебя, но не ждал,
что ты согласишься. Я даже не уверен, что готов к этому на сто процентов.
– И ты пойдешь?
Снова повернувшись лицом к небу, я отвечаю:
– Может, с Отэм, если она кинет Эрика. Мы что– то типа «+1» по умолчанию. Она хочет,
чтобы я пригласил Сашу.
– Сашу?
Я отмахиваюсь рукой, типа «не стоит даже обсуждать».
– А ты когда– нибудь встречался с Отэм? – спрашивает он.
– Мы один раз целовались. Не было никакой магии.
– Для тебя, или для нее?
Ухмыльнувшись, я перевожу на него взгляд.
– Для меня. Не знаю, как было для нее.
Он скользит внимательным взглядом по моему лицу, останавливаясь на губах.
– Я думаю, она влюблена в тебя.
Я не хочу говорить про Отэм прямо сейчас.
– А ты.
Я могу сказать, что сначала он не понимает о чем я. Крошечная морщинка формируется
между его бровей, искажая гладкую поверхность его лба.
Но потом его лицо светлеет. Его глаза расширяются.
Позже, я оглянусь на это и задамся вопросом – он поцеловал меня прямо сейчас, потому
что не хотел отвечать, или его ответ настолько очевидный, что ему пришлось меня поцеловать. Но
в момент, когда он склоняется ближе, перекатываясь на меня, его рот жаркий и такой знакомый
для меня, все эмоции превращаются в жидкость, океаном затопляя мою грудь.
Я обнаруживаю настоящую невозможность описать, когда вспоминаю об этом моменте,
когда он прикасается ко мне, его ладони клеймят меня, кончики его пальцев оставляют крошечные
горячие отпечатки на моей коже. Я хочу как– то это запечатлеть, не только чтобы запомнить, но и
чтобы иметь возможность описать. Нет практически ни одного способа облечь в слова это
яростное превращение, безумную путаницу, которой мы становимся, кроме как представить волны
на пляже, неотвратимую физическую силу воды.
Единственное, в чем я уверен в тот момент, когда его прикосновения переходят из
исследующих в решительные, целенаправленные, а его взгляд не сходит с моего лица, полный
восторга, когда я срываюсь, что мы оба понимаем, как хорошо это, как правильно. Этот момент, и
спокойные мгновения после нельзя отредактировать. Их нельзя переписать. Их нельзя стереть.
Глава 17.
Отец все еще не спит, когда я приезжаю домой, чашка чая в его руке и ты– чуть– не–
опоздал– к– комендантскому– часу хмурая морщинка отяжеляет черты его лица.
Я чувствую, как виток извинений начинает оттягивать уголки моей улыбки вниз, но нет,
эта улыбка пуленепробиваемая. Я в эхо– камере и прикосновения Себастиана отдаются по всему
моему телу.
Брови папы изгибаются, как будто он озадачен моей улыбкой.
– Отэм? – спрашивает он, но кажется неуверенным. Он знает, что я не выгляжу так, когда
провожу время с Отэм. Или с кем– то еще.
– Себастиан.
Его рот приобретает форму «оох», и он снова и снова кивает, пока его взгляд пересекает
мое лицо.
– Вы предохраняетесь?
Боже мой.
Улыбка дрожит под весом моего унижения.
– Пап.
– Вполне закономерный вопрос.
– Нет… – я поворачиваюсь к холодильнику, открываю его и достаю колу.
Противоречивые образы вспыхивают в моей голове: Себастиан на мне, придавливает меня. Папа,
сидящий здесь, взгляд напряженный и несущий с собой: «Ты же знаешь, что мама убьет тебя за
твою полу– непреднамеренную милость, по которой я развращаю сына епископа»
– Таннер, – не могу сказать – он хочет рассмеяться или врезать мне. Если честно, не
думаю, что он сам знает.
– Я пошутил. Мы пока не дошли до этого.
Папа опускает свою чашку на стол, керамика скребет по столешнице.
– Тан, в итоге, вы дойдете. Я просто хочу, чтобы ты был осторожен.
Крышечка моей газировки открывается с радостным шипением.
– Обещаю, он не залетит.
Он закатывает глаза к потолку, и мама выбирает именно этот момент, чтобы войти, резко
останавливаясь в дверном проеме.
– Что? – ее голос ровный, глаза распахнуты. Я улучаю момент, чтобы оценить ее пижаму
с надписью «ЖИЗНЬ ПРОХОДИТ СЛИШКОМ БЫСТРО», выделенную радужной расцветкой и
аббревиатурой ЛГБТ,
Папа смеется.
– Ничего, Дженна. Он гулял с Себастианом, но это не то, о чем ты подумала.
Она переводит с одного на другого взгляд, хмуря брови.
– И что же я подумала?
– Что у них с Себастианом… серьезно.
Я бросаю взгляд на отца.
– Эй. Между нами итак серьезно.
– Серьезно, как влюблены? – спрашивает мама. – Или серьезно, как секс?
Я стону.
– Это станет огромной проблемой?
– Ничего из этого не станет проблемой, Тан, – осторожно произносит папа, глядя на маму.
Судя по их молчаливому разговору, я убеждаюсь, что мои родители проводят много
времени, обсуждая мои отношения с сыном епископа, чем они говорят обо всем остальном прямо
сейчас.
– Вам повезло, вы знаете, – произношу я, подходя к маме, чтобы заключить ее в огромные
объятия. Она смягчается рядом со мной, обнимая меня за талию.
– С чем же? – спрашивает она.
– Я никогда раньше не доводил вас, ребят.
Папа смеется.
– Ну, парочку инфарктов мы заработали, Таннер. Так что не обольщайся.
– Но это единственное выбило почву у вас из– под ног.
Выражение его лица становится сдержаннее.
– Думаю, это намного сложнее для твоей мамы, чем она показывает, – мама угукает в
мою грудь. – Все это подняло большое количество эмоций, много злости. Наверное, и немного
грусти. Она хочет защитить тебя ото всего.
Ребра, кажется, слишком сильно сжимают мои легкие, и я прижимаю ее к себе еще крепче.
– Я знаю.
Ее слова выходят приглушенными.
– Мы очень любим тебя, дружок. Мы хотим, чтобы ты жил в более прогрессивном месте.
– Как только я получу письмо о поступлении, я сбегу и никогда, никогда не вернусь
обратно, – отвечаю с ухмылкой.
Мама кивает.
– Я надеюсь на Калифорнийский университет.
Папа смеется на это.
– Только предохраняйся, окей? Будь осторожен?
Я понимаю, что он говорит не только о физических аспектах. Я следующим иду к нему,
обнимая его за плечи.
– Ты перестанешь волноваться за меня? Все будет в порядке. Мне правда нравится
Себастиан, но я помню о сложностях.
Мама шаркает ногами в сторону холодильника, чтобы немного перекусить.
– Итак, отложив в сторону его родителей и их чувства, ты же понимаешь, что его могли
исключить из колледжа за то, что он просто провел сегодня вечер с тобой? Церковь была намного
понимающей, когда была маленькой я, но ты же понимаешь, что кодекс чести УБЯ не позволит
ему делать все, чем бы вы там ни занимались сегодня?