а я пытаюсь сказать, «Видишь? Вот как может быть. Так может быть каждый день»
Но затем я вижу, как его собственные слова пробиваются мне в ответ, серьезные и
напряженные мысли: « Может. Но я потеряю все, что знаю и что у меня есть».
Честно говоря, я не могу винить его за то, что пока этого недостаточно.
***
Родители уходят спать только на двадцатой минуте «007: Спектр». Они поднимают
сопящую Хейли с кресла и помогают ей подняться по лестнице. Папа оглядывается на меня
поверх плеча, посылая один полу– подбадривающий, полу– напоминающий– никакого– секса– на–
диване взгляд, а затем исчезает.
И тогда мы остаемся одни, в гостиной, со странным голубым свечением телевизора и
огромной почти нетронутой чашкой попкорна перед нами. Поначалу мы не двигаемся. Мы уже
держимся за руки под наброшенным одеялом. У меня продолжаются те вспышки осознания –
интересно у него такие же – когда я на самом деле не верю в то, что он здесь, что мы снова вместе,
мои родители только что проводили время со мной и моим парнем, как будто это что– то
естественное, непроблематичное.
Но тот голос, что сидел в моей голове все эти дни, прочищает горло, и я понимаю, что
больше не могу откладывать.
– Мне нужно рассказать тебе кое– что, – произношу я.
Он оглядывается на меня. Левую сторону его лица подсвечивает телевизор, и комбинация
его острой челюсти, скул и легкой обеспокоенности на лице делает его похожим на Терминатора.
– Давай.
– Я облажался, – делаю глубокий вдох. – После того, как ты бросил меня, я был
разгромлен. Я вообще не помню большую часть того дня. Я знаю, что проездил несколько часов
по кругу, а потом поехал к Отэм. Я плакал, и не совсем ясно мыслил.
Могу сказать, что он понимает все в ту же минуту, как я произношу это, потому что он
резко вдыхает через нос, как бы говоря «Ох».
Кивнув, я выпускаю медленное сожаление:
– Да.
Он кивает, отворачиваясь обратно к телевизору.
– Она в порядке. Я в порядке. Мы обсудили это, и естественно это странно, но мы
справимся. Я просто…не хотел скрывать этого от тебя.
– Просто, чтобы убедиться, что я правильно понял: ты с ней переспал?
Я медлю, стыд и вина давят весом на мои плечи.
– Да.
На его челюсти дергается мускул.
– Но ты не хочешь встречаться с ней?
– Себастиан, если бы я хотел встречаться с Отти, то я был бы с Отти. Она моя лучшая
подруга, и я приехал к ней домой, потому что был убит горем. Я понимаю, что звучит совершенно
безумно, но мы перешли в странный, комфортный водоворот, который закончился сексом.
Я думаю, ему становится смешно, вопреки его воле. Но он смотрит на меня.
– Не очень приятно.
– Я знаю.
Он поднимает руку и рассеянно растирает грудь своим кулаком. Я поднимаю его руку,
чтобы поцеловать костяшки пальцев.
– Я знаю, что все испортил, – он произносит тихо. – Думаю, я не могу реагировать так,
как хочу.
– Ты можешь. Я понимаю. Я бы сошел с ума, прямо сейчас, если бы ситуация была
обратной.
– Но ты не можешь говорить мне, что делать, после того, как бросил меня.
Видимо, побеждает его спокойная сторона. Не уверен испытываю ли я облегчение от этого
или жалею, что он не показал небольшую вспышку ревнивой ярости.
– Думаю, нет.
– Но если мы вместе, то ты только со мной, так? – спрашивает он. – Даже если я уеду?
Отстранившись, я секунду изучаю его.
– Мне казалось, что ты не можешь состоять в отношениях, когда уедешь.
Он опускает голову.
– Я еще должен решить, каким правилам последую, а каким – нет.
– Храня все о себе в тайне?
Себастиан поворачивается ко мне, прижимаясь лицом к моей шее и мило рычит.
– Я еще не знаю, – его слова выходят приглушенно. – Я так много люблю в церкви.
Общение с Богом кажется инстинктом, как будто это вшито в меня. Я не могу себе представить,
что буду делать, если уйду. Это так же, как стоять в пустом поле и пытаться указать на четыре
стены. В моей жизни просто нет никакой основы без церкви.
Интересно, что если ему придется уехать, что если перед ним встанет такой двойной
выбор.
– Может, все намного проще в приходах в других городах, – предлагаю я. – В Лос–
Анджелесе, например.
Он смеется на это и впивается своими зубами в мою ключицу.
Мы замолкаем на некоторое время.
Я одним ухом прислушиваюсь к звукам шагов на лестнице, а вторым – к звукам, которые
Себастиан издает рядом со мной.
Глава 20.
Мудрый совет: Никогда не пытайтесь спать маленькой ложкой на диване. Вы упадете, это
во– первых, и проснетесь с судорогой в шее, это во– вторых. И скорее всего, когда вы
просыпаетесь в одиночестве на полу, а ваш отец смотрит сверху– вниз на ваш обнаженный торс,
усыпанный шелухой от перевернутой чашки с попкорном, ждите наказания.
– Себастиан ночевал здесь?
– Эм… – я сажусь прямо, когда отец задает свой вопрос, оглядывая комнату. Даже не
глядя в зеркало, я могу сказать, что мои волосы стоят торчком. Я снимаю острое ядро попкорна с
места, где оно очень опасно лежит рядом с моим соском. – Я, на самом– то деле, не знаю. Кажется,
он испарился.
– Как и твоя футболка?
– Пап…
– Таннер.
Очень тяжело воспринимать его серьезную интонацию, когда он стоит в пижамных штанах
с Коржиком, которые Хейли подарила ему на Рождесхануку два года назад.
– Ты опаздываешь, – произносит он и отворачивается. Но я улавливаю вспыхнувшую
ухмылку. – Одевайся и поешь чего– нибудь.
Я хватаю чашку с хлопьями и уношусь прямо в свою комнату. Мне нужно много чего
написать.
***
Себастиан не отвечает на смайлики курицы/попкорна/пляжного пейзажа, которые я
отправляю ему перед началом уроков, и он не появляется на Семинаре днем. Я отправляю на его
личную почту короткое письмо, когда приезжаю домой.
«Привет, это я. Просто проверка связи. Все в порядке? Я вечером дома, если захочешь
зайти
Тан…»
Он не отвечает.
Я пытаюсь игнорировать знакомую топящую боль, которая обосновывается в моем
желудке, но за ужином я не голоден. Мама с папой обмениваются взволнованными взглядами,
когда они спрашивают, разговаривал ли я сегодня с Себастианом, я что– то мычу в ответ. Хейли
даже предлагает помыть посуду.
Я отправляю наш резервный – смайлик с горой – на следующий день, и ничего не получаю
в ответ.
Я звоню ему в обед. Звонок уходит сразу же на голосовую почту.
А дальше все мои сообщения всплывают «зеленым облачком», как будто его iMessage был
отключен.
***
Ничего сегодня.
Ничего сегодня.
Прошло четыре дня с тех пор, как он был здесь, а я слышал его или переписывался.
«Таннер,
Мне очень жаль, что я ввел тебя в заблуждение насчет своих чувств или принадлежности.
Я надеюсь, что отсутствие ясности не принесет тебе слишком много боли.
Желаю тебе только успехов в будущих начинаниях в Калифорнийском университете.
С наилучшими пожеланиями,
Себастиан Бразер»
Я даже не знаю, что сказать или о чем думать, когда заканчиваю читать это. Похоже, я
перечитал это около десяти раз, потому что в первые девять, я не мог поверить, что правильно
понял.
Открываю папку, ту, где все письма от него. Я перечитываю разные фразы, полностью
сраженный отстраненностью и формальностью его письма.
«Странно, что я хочу проводить каждую секунду вместе?»