И уже следующей ночью я не «лапал» Леночкино жаркое место, а трогал осторожно, почти бережно и втайне исследовал Леночкину реакцию на мои прикосновения. Леночка мурлыкала, забывшись, рядом и удовольствие её в этот раз было явно больше обычного и заметно было невооружённым глазом. Леночка даже попой иногда вздрагивала навстречу моей руке, совсем как я, когда участвовал в «театральных сценах». Свободной рукой я гладил с нежностью то Леночкину шею, то её маленькие грудки. Внезапно я почувствовал, что рука моя стала не тискаться, а легко проскальзывать – ладонь была мокра, как в узкой горячей купели. «Леночка, ты даже вспотела…», доверительным шёпотом сообщил я, и Леночка приподняла веки. «Да?», она с интересом улыбнулась и глаза её озорно блеснули. Её ладошка скользнула под мою и через миг Леночка поднесла её к своему носику: «Пожалуй, всё-таки, не вспотела… Наверное скажем так – взмокла!.. Лизни быстро, пока я не успела!» Леночка быстро поцеловала пальчики и поднесла к моим губам. Я ничегошеньки не понял, слизал и на всякий случай облизнулся. «Это из-за тебя я так разволновалась!», Леночка собрала всю серьёзность и поцеловала меня сначала в губы, а потом в извлечённую из-под своего животика мою ладошку. Теперь удовольствие Леночки стало всё сильнее нарастать с приходом умения в мои руки, но настоящее наслаждение нам принесла уже следующая наша игра.
Мы достаточно долго довольствовались тем, что на берегах Туманного Альбиона прозвали смешным словом «петтинг». Вообще, стоит сказать, что длительное пребывание в той или иной нами открытой области было одной из характерных черт наших игр. Каждый следующий наш этап обычно знаменовался этим дающим ощущение всё исполняющего кайфа «существованием в точке». Мы играли в старые игры и особо наслаждались новой, пока не приходило время новых продвижений в сфере не успокаивающегося интереса. Трогать Леночку за «там» мне нравилось так, что я терял на время прикосновения дар речи. Делать Леночке «туда» у меня стало неотъемлемой частью жизни. И вдруг после очередного «туда», когда я подрагивал, остывая у Леночки на плече, и перебирал губами её мягкие тёмные волосы, ниспадавшие мимо моего лица, в мою голову пришла мысль: «Леночка, а можно я посмотрю, что у тебя “там”?» «Угу…», Леночка гладила меня по спине вдоль позвоночника своими нежными коготками, и по спине моей от этого бегал крошка-озноб, «И мне заодно расскажешь…» «А ты разве не знаешь?», я поднял в вопросе глаза уже с середины пути, из-под её покачивающихся мячиков-грудок. «Не-а!..», Леночка потянулась и зажмурилась, «Мне ж там не видно почти ничего!.. Это кой у кого всё хозяйство наружу и на виду, а я, как женщина, должна быть таинственной и неосведомлённой!» Я понял – Леночка опять смеётся в одиночку, пока я притормаживаю, но мне было уже не до смеха: я был у заветной цели, я впервые увидел Её!..
Она сразу была похожа на цветок… Только я до сих пор не знаю на какой… Очень нежный, нежный до того, что казалось я прикасаюсь к нему физически даже простым взглядом своим… Нежный, совершенно беспомощный и одновременно безумно чарующий… Тонкие губки, неописуемым буйством линий запутавшиеся в зарослях чёрных почти волосков… Розовая наивность целомудренных краешков, плавно переходящая в алую распущенность приоткрытой недавним действом дырочки… В довершение всего блеснувшая капелькой млечная жемчужина, навернувшаяся, подобно росинке, из глубины…
«Ну что там?», услышал я Леночкин голос, «Давай, веди репортаж!..» Конечно – ей было смешно, а у меня тут перед глазами такое!.. «Леночка! Я тебя люблю… Ты – красивая…», не выдержав обилия чувств, я прижался к ней своею щекой и наверху мгновенно воцарилось нерушимое молчание. Леночка непроизвольно глубоко вздохнула: «О-ох!..» И легонько ладошкой прижала меня за башку к себе. В избытке чувств и с приходом понимания того, что это нравится Леночке, я тёрся щекой о её постепенно набухающий влагой волшебный цветок… Леночка тихонько постанывала… Тогда я встал и показал ей то, что со мной приключилось из-за созерцания прекрасного!.. «Господи боже мой!», Леночка даже по-детски всплеснула ладошками, «Мы же только что…» Она проводила уже пальчиками меня в свою алую норку и минуты на три я вновь превратился в пыхтящий от усердия паровоз… С того момента мои подходы к Леночке регулярно сопровождались моим наивно-отчаянным «Посмотреть!..» Леночка лишь настояла на том, чтобы я делал это до начала решительного штурма. «Вовочка, у тебя ноги дрожат и глаза закатываются, когда по два раза подряд играем… Я боюсь уже так за тебя!» Я не возражал и теперь врывался в Леночку только через предварительный короткий сеанс-просмотр, сопровождавшийся моим лёгким потиранием лицом в приступах любви и нежности о прекрасное Леночкино лоно… Уже через несколько дней я тёрся о горячий и влажный цветочек не одной щекой, а обеими щеками по очереди, всем лицом и даже пару раз нечаянно соскользнул носом в … Мы блаженствовали подобным образом некоторое время, и я выныривал из Леночкиной купели мокрым как суслик, она целовала меня и вела скорей внутрь… А потом мы научились целоваться по-взрослому…
До того дня мы целовались не очень часто и совсем не по-взрослому. Даже на ум как-то не приходило замирать с приклеенными друг к другу губами, как это делали в романтических кинокомедиях. Меня, к примеру, в подобных местах на экране всегда интересовало, чего они ждут! С Леночкой мы несколько раз целовались губами, но лишь мимолётно и случайно, когда, например, при выпроваживании меня в школу ей было всё равно, куда на моём лице в поцелуе она попадёт. Ещё Леночка иногда целовала меня нежно и ласково, в щеку или в лоб, но это было совсем уже не из той области – я тогда превращался просто в ясельного малыша… А в тот день я задержался в школе, так как курил, и к Леночке прилетел, когда она уже что-то готовила на кухне в своём обворожительном халатике, когда-то пришедшемся раз и мне с плеч моей милой богини. «Вовочка!», Леночка улыбнулась мне, обернувшись, «Как сам? Ке́ту будешь?» Она показала, какую именно «кету», высунув кончик розового леденца из ротика. Вообще-то я больше ириски любил… «Угу…», кивнул я и Леночка, подскочив ко мне, передала мне эту «кету» из губ в губы. Мы часто так делали. «Курил натощак, дурашка?», и я собрался уже чуть повиноватеть глазами, когда Леночка замерла: «Стоп! А ну, погоди, Вовочка! Конфету – обратно!» Я не понял, чего это Леночка вдруг проголодалась, но конфету вернул безропотно и тем же способом. И почувствовал, что Леночкины губы так и остались со мной, а Леночка чуть приобняла меня за обе руки повыше локтей. А конфета уже возвращалась ко мне обратно… Мгновенно сообразив и приняв правила наверное новой весёлой игры, я чуть-чуть пососал леденец и снова вытолкнул его Леночке, решив, что сегодня, видимо, либо леденец один, либо день такой, что в него едят леденцы вместе. Чтобы было удобней играть, я тоже взялся за Леночкины плечики и несильно подался вперёд. А потом словно захлестнуло… Леденец я давно проглотил целиком, наши тела сцепились в объятиях так, будто старались слиться в одно, нас обоих немного покачивало, а между нашими губами, заменив собою сладость и аромат ушедшей конфеты, играли в безумных порывах первого знакомства наши будто ожившие языки… Леночка даже постанывала тихонько, как она постанывала раньше совсем не при поцелуе… Возможно и это в том числе навело меня при моём уже следующем «просмотре» на сумасшедшую мысль…