Выбрать главу

– Доктор, как вас зовут? – несчастная Анечка смотрелась окончательно жалобно.

– Сергей Афанасьевич!

– Сергей Афанасьевич… Серёженька… Вы же мне дадите по правде наркоз, а? А то я кричать буду ведь очень… Хотите покажу как?

Серёга вздохнул вслух.

– Ну зачем ты будешь кричать? Ты же у стоматолога не орёшь?!

– Нет. Но я всегда ему говорю, что если будет больно – то я укушу!

Серый с сомнением покосился на раздвинутую в салфетках пизду:

– В данном случае, мне кажется, всё-таки нечем… Успокойся, Анечка. Эфира тебе, конечно, не перепадёт, не мечтай, но местный наркоз входит в мои служебные и нравственные обязанности. К тому же фиброзные уплотнения бедны нервными окончаниями, мучений не много. Больно будет только один укол – попробуй уж перетерпеть, ладно?

– Ага…

– Ничипор, зеркало и ланцет!

– Пожалуйста! – друг с готовностью протянул скальпель и зажим.

«Идиот!», полувслух буркнул Серёга и сам взял необходимое. Ничипор обиделся и ушёл от него к пациентке. Он погладил Анечку по голове и произнёс с прямолинейной душевностью: «Потерпи, Сергей Афанасьевич лучший псих-гинеколог всей области…»

– Ничипор, как вас зовут? – Анечка с трепетом верхних, нижних, больших и малых губок своих смотрела на готовящегося сделать ей укол «Сергей Афанасьевича».

– Николай Гаврилович! – отреагировал смирно Ничипор и полез к ничего кроме доктора не замечающей пациентке в отворот её миниатюрного топика.

– Николай Гаврилович, что же мне делать!? – неожиданно обнаружила непроизвольное знакомство с упомянутым классиком Анечка и вскрикнула: – Ай!! – укол всё же был, оказывается, необходим.

– Ничего-ничего!.. – утешил, как мог, её тёзка раннего Чернышевского, со всей мягкой косолапою нежностью сжимая маленький шарик груди в своей лапе. – Тебе как раз ничего делать не нужно – пусть Серёга сам там пыхтит, а ты релаксни и расслабься по максимуму. Не заметишь, как всё и закончится!..

Он нащупал крошечный выступ соска и, приподняв над ним палец, стал ласково тискать навершие мягкой подушечкой. Сосок стал нарастать, эрегируя.

– Ой, всё заморозилось, кажется! – Анечка, наконец, похоже, вырвалась из цепких объятий страха и чуть ожила. – Доктор, Сергей Афанасьевич, я не чувствую письки! Что скажет любимая мамочка – куда мне ебаться всю жизнь?

– Анечка, закрой рот до конца операции, ты мне мешаешь! – Серёга не любил издевательств над своею профессией: каждую операцию он переносил так, будто она совершалась на его собственном теле, и радовало сейчас его лишь одно – угомонившийся напрочь на время «стояк».

Впрочем, сегодня действительно, похоже, везло. Фиброз плевы оказался настолько развитым, что даже крови почти не было. Серый без осложнений завершил операцию, сменил салфетки, вымыл руки и вновь вернулся к распахнутым створкам.

– Необходимо полежать пятнадцать-двадцать минут. Мне нужно пронаблюдать выход из анастезии.

Он придвинул одно из посетительских кресел чуть ближе, устроился в нём вполоборота к разверстой клиентке, взял свежий номер газеты со стола и с наслаждением, наконец, закурил.

– А поцеловать!?! – тут же очнулась было притихшая под уже обеими забравшимися ей в топик лохматыми руками Ничипора Анечка и продолжила валять дурака: – Можно сказать, основное событие в моей юной жизни произошло! Лишили девственности и газету читать…

– Ничипора попроси! – Серёга из всех новостей спорта узнал пока лишь то, что у него заново оттопыриваются всё сильнее штаны при каждом косом взгляде на волосато-розовый широко распахнутый «рот» пациентки. – Ничипор, будь другом, обеспечь там клиентке заботу и ласку!

– Без проблем! – с готовностью откликнулся Ничипор и полез целоваться к экс-девственнице.

Анечка замотала головой под озонированной одеколоном опушкой его двухнедельной небритости.

– Ай, Сергей Афанасьевич, он кусается! Щекотно же знаете как!

– Не знаю, я с ним целоваться не пробовал. Всё! Замерли! Анечка, успокой свой животик, не дёргайся! – Серый отложил газету и мундштук, придвинулся прямо со стулом и легко прикоснулся пальцами обеих рук к раздвинутым вздутым губкам. – Так не больно?

Он слегка стиснул губки в пальцах, чуть пошире развёл и стал мягко массировать нежную олохмаченную плоть.

– Нет.

Он раздвинул ещё чуть сильней, любуясь пугливо поджатым пониже колечком сфинктера ануса, прячущегося в кучерявых завитках тонкой шёрстки. Пальцы его всё оживлённей пробегали снизу вверх и обратно по набухающим на глазах створкам.

– А так?

– Н..нет.

Он развернул пизду так, что из-под розовой кожицы наверху вылез острый бледно-розовый клитор, а на анусе расступились кудряшки.

– Так? – два указательных пальца его поджали обрамление клитора и толкнулись чуть вверх.

– А так вообще приятно! Ой… как хорошо…

Анечка мечтательно прикрыла глаза.

Через минуту Серёга гонял ей клитор вовсю, зажав его между средним и указательным пальцами левой руки. Правой он гладил Анечку по пристёгнутой к лонже ноге от лодыжки вниз до маленькой булочки. Анечку стало слегка прогибать в спине на гинекологическом кресле, дыхание стало непроизвольно задерживаться, а рядом с впадинкою пупка засеребрились крохотные росинки пота. Чтоб она не сильно дёргалась, рискуя сверзнуться с кресла, Ничипор удерживал её за подмышки, когда Серый положил свой язык в горячее устье и захватил верхней губой нервно-пахнущий клитор. «Княгинина розочка» оказалась столь явной сяповкой с тонкой лобковой косточкой, что его язык завернулся до самой шершавости области-G. Анечка вспискнула, и дыхание её перешло в один тихо подвывающий перекатами стон. По большим пальцам растягивающих задницу рук Серёги скатилось несколько горячих капелек. Он пропустил указательный палец в протекающее преддверие, чуть смочил его и медленно вставил на всю длину в податливо-жаркую попку. «Оу-в… о-о-о… оой!..», задёргалась Анечка всем своим маленьким тельцем и так сильно забилась пиздой, что Серёгино лицо отлетело на добрых полметра. От вида кончающей пациентки у него самого всё чуть не взорвалось в штанах…

Когда Анечка Лотова возвернулась на землю, перед носом её раскачивался напряжённый «болт» охламона Ничипора. С минуту Анечка смотрела на вздувшийся фиолетовый шар его залупы, как на привидение непонятно с какой планеты.

– Хуй сосать будем или глазки строить? – осведомился Ничипор, тыкаясь ей оголённой головкой в нежные алые губки.

Анечка дурашливо хикнула и заморгала глазами:

– Вы что, Николай Гаврилович, я не умею же! Я так не могу!

– Зови меня просто Ники, маленькая глупышка… – Ничипор тяжело вздохнул. – Ну ладно, на нет суда нет! Учись пока где-нибудь… Серый, а может мы ей всё-таки вдуем по разу, а? У меня с собой как раз лабораторные образцы по фармакологии! Оттестировали бы…

– Какие ещё образцы? – дело было сделано, и Серёга уже, чувствуя возвращение к нему чувства юмора, отстёгивал ремешки лонжей, любуясь розово-смуглыми пятками Анечки.

– Да вот… – Ничипор добыл из внутреннего ближайшего к сердцу кармана какую-то гламурную мыльницу и бережно извлёк из неё на свет «образец»: вакуумированный в плёнку розовый презерватив со столь чудовищными резиновыми рогами-напайками, что внешний вид его напоминал то ли противотанкового ежа, то ли морскую мину.

– С двух попыток из трёх отгадаю, на что надеваются эти твои образцы при проведении «лабораторных исследований»! – ясно улыбнулся ему в глаза Серёга.

– Ну не на палец же! – вполне согласился Ничипор и обернулся к Анечке: – Ань, ты как?

Анечка, поджимая к животику, разминала чуть затёкшие навесу ноги. Ей, кажется, было действительно похер.

– Через неделю, как минимум! – Серёга почувствовал, что хоть в чём-то он просто обязан обломать обнаглевшего в доску Ничипора. – Вам, Анечка, ровно на семь дней запрещаются любые формы вагинально-половых контактов. В пятницу придёте ко мне на обследование.

Ничипор делано осердился, сложил гандоны на место и демонстративно взялся за вздыбленный хуй.

– Но «лётчик – хочит – кончить!», – продекламировал ценитель отечественного панка и направился к раковине умывальника дрочить.