– Девочки, отбой! – смешная лысая голова вновь показалась в дверном проёме. – Зарядка переносится на потом. Ларочка, поможешь Зинаиде Поликарповне с завтраком?
– Ой, Матвей Изольдович, я знаю… Вы спать мне мешаете! – Ларочка вела теперь все диалоги исключительно из-под одеяла.
И на ближайшие полчаса в спальне девочек вновь воцарилось мирное предутреннее равновесие.
Но уснуть Ларочке Моховой не удавалось. За окном начинало сереть рассветное небо, а покоя никак не давали прерванные литаврами гимна сны едва уловимого, но очень будоражащего содержания… Ларочка неоднократно пыталась вспомнить, о чём, собственно, был хотя бы последний из снов, но тепло-тревожные образы исчезали, лишь начав проявляться. После ряда бесплодных попыток и получасового ворочанья в постели Ларочка обнаружила, что лежит на спине с чуть подрагивающими коленками, а под исходящимся теплом животом нестерпимо и размеренно, тихо зудит её писька. Она потянулась к ней пальцами и пошире раздвинула коленки под одеялом. От первых же прикосновений стало легко и чудесно во всём теле. Туго натянувшийся покров одеяла едва заметно задрожал…
Ларочка прикрыла глаза и перед глазами её вновь почему-то оказались все эти принцы и принцессы вчерашнего вечера упоённо целующиеся без трусов… Посторонняя горячая ладошка осторожно погладила её по бедру, по напряжённой кисти руки и почти сразу нырнула ей под ладошку в мягкие вспотевшие губки. Ларочка тут же открыла глаза, сжала пятью пальцами чужую ладошку и приподнялась: «Наташ, ты чего?». «Ничего… Спи…», лежавшая рядом на соседней кровати Наташа сама казалась спящей, и только ручка её была протянута из-под её одеяла в Ларочкину постель. Ларочкины пальцы разжались, и Наташина ладошка быстро заскользила по мокрым губкам, пожимая, поглаживая и теребя. Ларочка прерывисто вздохнула и расслабленно откинулась на подушку. В письке стало совсем хорошо. Она уже не представляла себе ничего, а просто чувствовала, как смешно и щекотно становится во всём будто согревающемся с каждым мгновением теле.
В один миг Наташа оказалась в постели рядом с Ларочкой и тесно прижалась своим голым телом в одних трусиках к теплу Ларочкиной ночной рубашки. Губы Наташи потерялись где-то у Ларочки на холмиках грудей, а Ларочка только сильней прижала Наташину спинку к себе. Но Наташа проворным ужом, не задерживаясь в горячем прижатии, всем телом осторожно соскальзывала по Ларочке вниз. Писька у Ларочки еле слышно всхлюпывала от участившихся в ней плесканий Наташиной ладошки. Ларочка была куда больше встревожена этими нечаянными звуками, чем движениями Наташи, и заметила Наташину голову у себя между ног лишь тогда, когда губы девочки щекотнули ей мех лобка.
«Наташк… Ты балда… Что ты делаешь?», Ларочка, похоже, и в самом деле никогда не встречалась с подобным, а лишь слышала об этом что-то неясное и невероятное. Но Наташа уже тихонько мычала вместо ответа своим ротиком на Ларочкиных мягких покрытых редкими волосками губках. Ларочка сильно зажмурилась и в приливе чувств потянула себя за широко раздвинутые коленки. Одна коленка выскочила острым уголком из-под одеяла и матово-глянцево засветилась в наполняющих уже комнату утренних сумерках.
Со второй коленки одеяло приподняла невесть откуда взявшаяся возле кровати Динуля. С приоткрытым в изумлении ртом она смотрела на влизывающуюся в Ларочкино лоно Наташу. Ларочка широко раскрыла глаза и попыталась ещё что-то произнести, но так и замерла с расспахнутым ротиком. Перехваченное дыхание остановилось внутри, сердце бешенно заколотилось, а большие пальчики ног чуть коснулись Наташиных плечиков и сильно вжались в них: подведённые к потолку глаза Ларочки блуждали где-то в небе от испытываемой невероятной и захватывающей эйфории…
– Ойй-ёй! – непроизвольный вздох, наконец, вырвался из Ларочкиной груди, всё тело расслабилось, и она автоматически попыталась прикрыть голую письку ночнушкой.
Но под натянутым подолом что-то стремительно забарахталось, и оттуда показалась смеющаяся Наташина голова.
– Класс! – Наташа даже облизнулась своим розовым язычком от удовольствия и прижала стоявшую рядом Динулю за попку к себе.
Ларочка вылезла из-под них и уселась на подушку, задрав ночную рубашку и рассматривая свои алеющие излизанные Наташей губки. Соседние кровати вновь откликнулись похихикиванием, и, обернувшись, Ларочка обнаружила, что никто уже в спальне давно не спит.
– Ага! – внимание Ларочки, казалось, вернулось к её мокрой встревоженной письке. – Вот сейчас и выясним, раз не спится, кто это у нас устроил сегодня День Радио! Раечка – прыг ко мне! Это ты, лапочка, так влюблена в утреннюю зарядку на свежем воздухе?
– А я тоже, может быть, зарядку люблю! – произнесла сидящая в ногах Ларочкиной постели Наташа, и начавшая было путешествие на четвереньках через кровати Раечка замерла на месте. – Особенно на морозе… закаляться полезно…
– Но ты же ведь не могла этого сделать, Наташенька? – в голосе Ларочки Моховой звучали лишь лёгкие нотки сомнения.
– Не могла! – согласилась Наташа. – Но сделала…
– Понятно! – нотки сомнения исчезли полностью: Ларочке гораздо больше верилось в способность Наташи прикрыть нашкодившую малышню, чем в то, что она станет ночью, пописяв, крутить ручку спящего радио в поисках пионерской зорьки. – Раечка, солнышко моё, где ты там потерялась?
Раечка всё так же на четвереньках пробилась через разбросанные простыни и одеяла и предстала перед сидящей на подушке Ларочкой.
– Рассказывай… – вздохнула Ларочка.
– Чего? – хихикнула Раечка, глядя на широко раскрытую письку Ларочки.
– «Чего-чего»! – передразнила её Ларочка. – Когда человеком станешь, вот чего! Радио ты включала? В глаза смотри!
– Радио? – Раечка честно попыталась взглянуть в глаза, но взгляд её тут же опять соскользнул вниз, и она вновь хихикнула: – Ласька, у тебя писька мокрая!
– Да? – Ларочка с деланным удивлением заглянула к себе под живот, растягивая в стороны пальцами пушистые губки; но тут же вернулась к вопросу: – Ты не про письку мне, а про радио! Ты? Ну чего ты хихикаешь?
– А чего ты с писькой голой сидишь! Я, может, так не могу признаваться! – Раечка теперь сама сделала вид, что дует губки и лишь искоса взглядывала на разверстую вульву.
– Ларочка, а можно я… – неожиданно вмешалась стоявшая рядом с Наташей Динуля.
– Что – ты? Признаешься, наконец?
– Нет… Ларочка... Можно я… как Наташа… тебе… полижу?..
– Нет! – строго произнесла Ларочка и сдвинула коленки, но они не сошлись вместе, а упёрлись в стоящую перед ней Раечку. – Мала ещё…
– И я… тоже… – заново захихикала зажатая между ног Раечка.
– И я… – послышался голос совсем притихшей под ритмично вздрагивающим одеялом Таси-Тобика.
– Всё! Кыш все! Надоели… – Ларочка выставила Раечку из своих коленок и шлёпнула по попе. – Все по кроватям и спят или одеваются, а то я сама вам тут утреннюю зарядку устрою!
Динуля и Раечка сразу воспользовались случаем и устроили перегонки на четвереньках по взбаламошенным утренним постелям к своим местам. А Ларочка потянулась тепло на своей мягкой подушке, с самостоятельно разбегающимися в стороны коленками, и полумурлыкнула полупроизнесла: «Ну ладно уж… Так и быть…». Она стянула через голову ночную рубашку и оказалась возле кровати Динули. «Давайте… Только по очереди… И быстро – мне в столовую надо успеть…».
…На следующее утро Ларочка Мохова проснулась от мысли, что до возвращения всего детского дома из поездки в Москву, по словам Вероники, осталось всего три дня. Она села на постели, нашаривая ногами тапочки под кроватью и невольно улыбнулась, глядя на мирно посапывающих в лучах занимающегося рассвета девочек на соседних кроватях.
– Тобик, давай! – произнесла она полушёпотом, тронула Тасю Банкину за пылающую во сне щёчку и поудобней поставила одну ногу на перило кровати, подняв до живота ночнушку.
Тася раскрыла глаза, увидела Ларочку и потянулась лицом к ней между ножек. Ещё полусонная, обворожительно пахнущая писька Ларочки разошлась в стороны под напором маленького язычка и встретилась с целующими её губками девочки. Рядом тут же послышалось шевеление, и пара блеснувших глаз уставились на Ларочкин обнажённый животик из-под одеяла Динули. Становилось тепло и хорошо всё вокруг, и Ларочка прижала увлекающуюся всё больше Тобика ладошками за голову под свой живот…